«Россия для меня — грубая женщина с богатым внутренним миром»

Наджа Мэр, актриса «Мастерской Петра Фоменко»

— Во Франции люди, как правило, оканчивают театральные школы, прежде чем поступить в консерваторию. И редко идут в консерваторию сразу после обычной школы. Я, например, получив аттестат о среднем образовании, год отработала в провинции, потом вернулась в Париж и проучилась год в театральной школе. В консерваторию меня не взяли, я очень грустила, и друг мне рассказал про русско-французский курс в Саратове. Я не стала пытаться поступить в консерваторию еще раз и поехала в Россию.

Сейчас для меня Париж — это родители, друзья, дом, родина. До того как я уехала в Россию, у меня не было такого отчетливого чувства, что у меня есть родина, что я француженка. Только когда я уехала, ощутила эту связь.

О спецпроекте:

Иностранцы едут в Россию не только за нефтью, газом и большими зарплатами. Людей, для которых вся жизнь — театр (в буквальном смысле), привлекает сюда театральная школа с мировой репутацией. «Московские новости» поговорили с пятью иностранными актерами, учениками великих мастеров, которые сегодня играют в различных театрах страны, о том, зачем им вообще все это надо.

Саратов для меня — это моя родина в России. Я училась при консерватории на театральном факультете, была среди первых пяти иностранцев. На нас смотрели с удивлением. Если в Петербурге или Москве нерусские люди учатся уже лет 20–30, то в провинции другой мир, люди не говорят на английском, хотя Саратов город немаленький. У нас был очень хороший дружный курс, для меня это было приключением, мы ходили в общежитие к однокурсникам, а они к нам — мы сняли квартиру, а для Саратова это, конечно, редкость.

О Петербурге

Потом наш мастер уехал в Петербург в СПбГАТИ, и мы отправились за ним, но там нас, иностранных студентов, училось двое. В Петербурге я прожила полтора года. Для меня Петербург был сложным городом: мы приехали на чужой курс, ребята вместе проучились уже полтора года, им было сложно нас принять.

В Саратове все знали друг друга. В Петербурге было разделение на русских и нерусских. Было впечатление, что есть русские, которые учатся нормально, и нерусские, которые платят огромные деньги, чтобы их учили. Педагоги ни при чем, так устроено. На административном уровне это очень чувствуется. В общежитии этаж иностранцев чище и лучше. А мне не очень понравилось, что мы жили отдельно, — потому что мы платим, наверное. А платим мы, потому что из-за границы и богаче.

Город очень красивый, но у меня не было времени на него смотреть. Я жила в общежитии, у друзей, в коммунальной квартире — в общем, Россию увидела. Там сложно из-за того, что погода не очень приятная, и где-то в феврале у всех наступает депрессия. Недавно были на гастролях — я впервые побывала там с тех пор, как нас взяли в студию шесть лет назад, у меня была радость, что я увидела наконец этот город. Тут такая история: когда ты живешь где-то, то даже если это очень красиво, ты этого не замечаешь, чтобы понять, нужно уехать.

О студии

Каждые две недели у нас были показы, а параллельно мы работали с режиссерами. Так было первые полгода, а потом Петр Наумович решил репетировать с нами «Сказку Арденнского леса», потом мы ее выпускали; потом был перерыв, и возникли спектакли «Рыжий» и «Алиса». Это была не совсем учеба и не совсем работа. Мы были в театре с утра до ночи. У кого-то был большой опыт в театре — десять лет, а кто-то — только что окончил. У нас оказалась очень хорошая компания, дружная в жизни, в работе.

О Петре Фоменко

Во-первых, все всегда были на репетициях. Нельзя было сказать, мол, репетируют не мою сцену, я не приду. Петр Наумович мог репетировать одну сцену несколько дней. Он уделял время всем, всегда. У меня было ощущение, что неважно, большая у тебя роль или маленькая, он все равно будет с тобой работать полноценно. Он всегда предлагал кучу вариантов, но зато и сейчас, спустя несколько лет, у нас не бывает такого, что «я не знаю, что играть». Еще у него был разный подход к разным людям. Он по-разному репетировал — распознавал, что это за человек, что ему нужно. Меня он немножко провоцировал, подстегивал во мне какой-то спортивный азарт. Он понимал, что конфликт — это тоже материал для актера: как любовь, как дружба. У меня ощущение, что он здесь, наблюдает за мной, но, наверное, это я уже сама за собой слежу. Казалось, что ты сам дошел до чего-то, хотя это он тебе объяснил.

О французском театре

В России во всех театральных вузах есть программа: животные, живые предметы и т.д. Во Франции у нас нет курса, где мастер ведет тебя несколько лет. Там ты полгода, например, работаешь с одним педагогом — занимаешься Чеховым, следующие полгода — с педагогом по пластике тела, и т.д.

В театрах у нас нет постоянной труппы. Репертуар меняется каждый год — театр как бы продюсирует спектакли, покупает их. Нет такого, что актер получает постоянный оклад. В России проблема в том, что актеры много работают и мало получают, во Франции другая проблема — работы вообще нет. Актеров много, потому что для того, чтобы играть в театре, диплом как таковой не нужен.

О Москве

Город слишком большой, словно как-то размазан в пространстве. Есть центр, а есть Южное Бутово — если ты там живешь, то ты почти за границей. Москва — жесткий город, Россия вообще жесткая страна. Мне нравится моя жизнь здесь, но я не уверена, что мне нравится этот город. Но, наверное, хорошо, что нет равнодушия. Здесь все сложно: целая история — пойти к врачу, получить посылку. Главное отличие в том, что в России все говорят: «Все будет хорошо!», а во Франции, наоборот: «Да все ужасно!» Первые несколько лет здесь я с утра до ночи была в театре, а недавно стала мамой, так что и Москву я тоже толком не видела.

О русском языке

В России вообще считают, что в театре могут играть только русские. Во Франции не так. Неважно, что человек говорит с акцентом, — важно, чтобы было понятно. У меня был очень интересный опыт. В Саратове была одна женщина-педагог, которая не говорила по-английски, и мы с ней общались на языке жестов. Для актеров это отличное упражнение.

Вначале я сильно расстраивалась из-за акцента, а потом поняла: ну я же нерусская, почему же я должна говорить как русская? Даже недостаток можно перевернуть и сделать достоинством. Я не говорю, что это шарм, потому что шарм — это понятие спорное. Это не только акцент, человек несет другую культуру. Моя роль проводницы в «Рыжем», мне кажется, получилась в том числе из-за контраста — я, француженка, играю типичную советскую женщину.

Я до сих пор боюсь забыть текст. А если будешь говорить своими словами, то скажешь с ошибками. В жизни-то все равно, а на сцене...

Наджу Мэр можно увидеть в спектаклях «Носорог», «Рыжий», «Сказка Арденнского леса», «Алиса в Зазеркалье», «Дар»

Другие актеры:

Ирене Мускара, выпускница мастерской Каменьковича и Крымова: «Меня очаровывают простые люди, о которых остальной мир забыл»

Казимир Лиске, актрер нескольких московских театров: «В России обсуждают театр, как в Америке — спорт!»