Ну и шуточки

Мошенничество, убийство, удержание заложника, жестокое обращение с животными — либретто балета «Сказка про шута, семерых шутов перешутившего» содержит деяния, подпадающие под действие чуть не половины статей Уголовного кодекса. Но такова уж русская сказка — именно образчик народного творчества взял в 1921 году Сергей Прокофьев в качестве основы для своего балета, что ставил в дягилевской антрепризе Михаил Ларионов. Теперь ее пересказывает в танце главный балетмейстер Пермского театра оперы и балета Алексей Мирошниченко.

Новенькая «Сказка про шута» стала частью программы «В сторону Дягилева». Знаменитый антрепренер, как известно, родился в Перми — и областной город этим гордится. И Дягилев открыл балетмейстера в юном танцовщике Георгии Баланчивадзе (имя артисту на западный манер переделал тоже он). По принципу отсылок к легендарной антрепризе и собралась программа: одноактовка Мирошниченко «Вариации на тему рококо», сотворенная под явным впечатлением от балетов Баланчина, два собственно баланчинских балета (Monumentum pro Gesualdo и Kammermusik 2), а в финале — разбойная сказка.

Сочиненные балетмейстером в 1960 году восемь минут Monumentum pro Gesualdo на музыку Стравинского — это чинные перестроения, ритуальная шахматная игра (и пермский кордебалет отлично воспроизвел стилизованно-чопорные конструкции спектакля). Живший в XVI веке итальянский композитор Карло Джезуальдо прославился не только как мастер мадригалов, но и как муж, прикончивший неверную жену вместе с ее любовником, и предполагается, что в строгих эволюциях ансамбля должна видеться угроза. Но в Перми танцовщики не вносили в текст никакой тайной тьмы — только чистое удовольствие от танца. (Оркестр, славно ведомый Валентином Урюпиным, также на «мрачные обещания» не нажимал). Последовавшая затем одноактовка Kammermusik 2 на музыку Хиндемита это чувство транслировало в еще большей мере: в позднем (1978 года) балете Баланчин снова (как когда-то в «Рубинах») отсылал к американскому мифу — к молодости, спортивности, духу соревнования. Это редкий для Баланчина «мужской» балет — в точеных ансамблях происходит скрытый, но нешуточный мужской спор о лидерстве, и танцы полны спортивного азарта.

«Сказка про шута» (старая, 1921 года) вошла в историю как один из немногих балетов, сотворенных не балетмейстерами — у Михаила Ларионова были амбиции хореографа, и Дягилев, склонный к авантюрам, решил попробовать и доверить постановку художнику. Получился скорее парад костюмов и декораций — для потомков не сохранившийся. Для нынешней постановки декорации восстановили, костюмы же сделала заново Татьяна Ногинова — Ларионов в свое время сотворил нечто такое, в чем было трудно двигаться по сцене. И, конечно, Алексей Мирошниченко придумал совершенно новую хореографию.

Шут договаривается со своей женой, что якобы убьет ее на глазах у коллег (та притворится мертвой), а затем оживит с помощью волшебной плетки. Плетку эту затем продают семерым шутам — и старые идиоты убивают своих жен, чтобы потом оживить, что, естественно, не получается. Коллеги идут разбираться — шут переодевается в женское платье и изображает собственную сестру, вдовцы берут ее в заложники. Но некий купец в «нее» влюбляется, и шуту во время брачной ночи приходится спасаться бегством, подсунув вместо себя козу, которая потом трагически гибнет. Все эти блистательно-дикие перипетии воплощены Мирошниченко с изрядным чувством юмора, особенно хороша сцена, когда Шут (Тарас Товстюк) изображает из себя девицу, этак вдруг ненароком обозначая движения белого лебедя. Но декорации (замечательные сами по себе) вместе с костюмами создают эффект «цветного пятна на цветовом пятне» — рассмотреть, как именно двигаются артисты, порой просто невозможно. Впрочем, в борьбе сегодняшнего хореографа и давнего художника победил сегодняшний дирижер — Теодор Курентзис, вставший за пульт для исполнения «Сказки», выдал высшее музыкальное качество, не оказавшись при этом мучителем балетных. Редкая способность для дирижера хай-класса, обещающая хорошие перспективы пермскому балету