Туманное добро, эффектное зло

Стали известны первые награды 65-го Каннского кинофестиваля. В минувшую субботу вручили призы второй по значению программы «Особый взгляд».

Главную награду получил фильм «После Люсии» молодого мексиканца Мишеля Франко — жесткая история о подростковых издевательствах и безжалостной родительской мести. Спецприз жюри «Особого взгляда» достался Бенуа Делепину и Гюставу Керверну за «Торжественный вечер» — о том, как престарелый панк с собачкой затевает революцию против общества потребления. «Двухнедельник режиссеров» предсказуемо отдал свою награду мастерской драме чилийца Пабло Лараина «Нет» — о чилийском референдуме 1988 года, в результате которого Пиночет был отстранен от власти. Драма о жизни мексиканских крестьян «Здесь и там», снятая испанцем Антонио Мендесом Эспарсой, победила в «Неделе критики». В программе студенческих короткометражек Cinéfondation лучшей стала «Дорога на» Таисии Игуменцевой, студентки Алексея Учителя. И наконец, престижный приз ассоциации международной критики ФИПРЕССИ был вручен Сергею Лознице, фильм которого «В тумане» участвует в основном конкурсе и сохраняет шансы на одну из главных наград фестиваля (на момент публикации этой статьи победители уже будут известны).

«В тумане» Лозницы — международная копродукция, но есть в ней и российские деньги, и наш сопродюсер. Кроме того, картина снята по-русски и, без сомнения, принадлежит, выражаясь высокопарно, русской культуре. Снят фильм по одноименной повести Василя Быкова, в которой всего три героя, которых, однако, хватает, чтобы выяснить, что происходит с разными человеческими душами в условиях войны. Партизаны Буров (Влад Абашин) и Войтик (Сергей Колесов, запомнившийся по игровому дебюту Лозницы «Счастье мое») идут в занятую немцами деревню, чтобы казнить предателя — путейца Сущеню (Владимир Свирский). Сущеня был в бригаде совершивших диверсию на железной дороге. Его товарищей фашисты повесили, его отпустили. Так что для палачей вроде все ясно — предатель. Все ясно и читателям, и зрителям: Сущеня невиновен — ни в книжке, ни в фильме секрета из этого не делается. Из этого противоречия и вырастает драма, в которой отчетливо звучат характерные для Быкова религиозные мотивы: о жертве, которая одна может искупить кровавую бессмыслицу войны.

Фильм был очень хорошо принят зарубежной критикой, получил несколько положительных рецензий и в российской прессе. На премьере во Дворце фестивалей звучали долгие аплодисменты. В общем, это успех, и давайте сначала ему порадуемся, а потом уже я выскажу свои сомнения.

Еще со времен «Счастья моего» отечественные недоброжелатели Лозницы обвиняют его в том, что Великую Отечественную войну он изображает как гражданскую. Это, так сказать, интеллектуальная вершина аргументации, а при снижении уровня спора в ход идет «русофобия», немецкое место жительство и, разумеется, немецкие деньги, на которые в основном Лозница снимает. Все это, конечно, полная ерунда, и на этот раз отбиться будет легче легкого — достаточно сослаться на классический текст Быкова, смысловые акценты которого Лозница почти не поменял (ну разве что слегка подчеркнул нежелание Сущени участвовать в бессмысленной, по его мнению, диверсии). Лично мне слегка обидно другое: что за этой лжеполемикой, которая ни к чему не приведет, критика и общество в очередной раз упустят шанс поговорить о серьезной работе на том уровне, которого она заслуживает. И предъявить фильму реальные, а не смехотворные претензии.

В кинематографе есть не абсолютный, но довольно часто срабатывающий закон: экранизации очень хорошей прозы часто бывают неудачными. Интересно, что это никак не относится к вольным экранизациям. Вот, скажем, казах Дарежан Омирбаев представил в «Особом взгляде» «Студента» — современную версию «Преступления и наказания», в которой главный герой абсолютно логично выводит позволительность убийства из идеологии олигархического капитализма. Получился прекрасный, живой и актуальный фильм. Но бывает и так, что режиссер максимально бережно обращается с первоисточником, тщательно подбирает актеров, чтобы бумажные герои буквально ожили на экране, выверяет детали (именно так подходит к работе перфекционист Лозница), а энергия оригинала исчезает в какой-то черной дыре. И на том месте, где у писателя был его язык, его мудрость, его властное понимание человеческих характеров, у режиссера в фильме обнаруживается странная пустота.

Мне кажется, что-то похожее произошло с картиной «В тумане». Медленный монтажный ритм кажется во второй половине фильма все более неоправданным, а герои из живых людей превращаются в функции. Вот, кстати, пример того, как опасно иметь дело с настоящей литературой в кино. Казалось бы, все точно, все правильно, но именно поэтому даже одно незаметное, но существенное отступление от быковской драматургии отнимает у картины силу. Ведь у Быкова главным героем, агентом действия был Буров. Сюжет повести в том, что ему поручено найти и казнить предателя. Поэтому главное для Быкова — это не только (а может быть, и не столько) святость Сущени, но и сомнения Бурова, недалекого советского человека, который, однако, в предсмертном бреду способен приблизиться к правде. У Лозницы единственным полноправным героем становится Сущеня, и от этого драматургическая пружина фильма непоправимо ломается. А Буров, хоть и обозначен в титрах как «сомневающийся», в фильме как герой практически не проявляет себя. С Войтиком, предателем и негодяем, все ясно. Остается Сущеня; в титрах — «святой». Вопрос только в том, годится ли святой на роль героя современного кино.

В фильме есть два коротких эпизода, в которых режиссерская рука стремительно крепнет. Войтик встречает на дороге полицаев. И первый, и второй эпизоды поставлены и сыграны безукоризненно, деловито и точно. О важности этих коротких сцен косвенно свидетельствует еще и то, что во втором из них эпизодические роли отданы звездам — Борису Каморзину и Михаилу Евланову. Подонок, снимающий ботинки с убитого соотечественника, — это у Лозницы получается по-настоящему здорово (как и галерея уродов в «Счастье моем»). И это как раз не упрек режиссеру, просто, на мой взгляд, Лозница вписывается в почетную галерею художников, которым разнообразные проявления зла даются куда лучше, чем туманное добро.

И последнее замечание. Фильм снял действительно потрясающий румынский оператор Олег Муту («Смерть господина Лазареску» — это, между прочим, шедевр не только режиссерского, но и операторского мастерства). Имя его действует на кинокритику гипнотически, поэтому похвалы ему раздаются в автоматическом режиме. Так вот, «В тумане» снят неудачно; особенно это касается ночных и интерьерных сцен. Слепящий, слишком сильный контровой свет ночью придает действию ненужную театральность. Интерьерные сцены лишены малейшего признака правдоподобия. Например, в избе горит лишь тусклая керосиновая лампа, а лица героев буквально залиты ярким электрическим светом, идущим откуда-то сверху. Крупный план Надежды Маркиной (она играет мать Бурова) и вовсе кажется неумелым этюдом студента-второкурсника. Если это и режиссерский замысел (ну, например, воспроизвести нереалистичные схемы освещения советского военного кино), то он, на мой взгляд, совершенно не работает.

А главное достоинство фильма — это, пожалуй, умение Лозницы свободно обращаться с хронологией, высекать искру из флешбэков. Уверен, что он еще успешно применит его на другом жанровом материале.

Когда я пишу эти строки, «В тумане» еще претендует на призы основного конкурса. Хотя, если честно, с Михаэлем Ханеке («Любовь») там конкурировать абсолютно некому. Конечно, жюри может поддаться давлению организаторов (а они обеспокоены тем, что конкурс из года в год становится все более предсказуемым) и отдать «Золотую пальмовую ветвь» какому-нибудь «новому имени» — Карлосу Рейгадасу («После сумерек — свет») или тому же Лознице. Но это уже не будет иметь отношения к кино — только к фестивальной политике.