Сегодня в наш прокат выходит «Моя маленькая принцесса» французского режиссера Евы Ионеско. Ева стала широко известна в Европе с середины 1970-х. И даже не потому, что в десятилетнем возрасте дебютировала в кино в одном из самых знаменитых фильмов Романа Поланского «Жилец». А потому, что в раннем школьном возрасте стала звездой гламура и эротики, самой юной моделью в истории, фотографии которой опубликовали «Плейбой» и «Пентхаус». В основном ее снимала мать — французский фотограф, румынка по происхождению Ирина Ионеско. В интервью «МН» Ева ИОНЕСКО рассказала о том, что заставило ее сделать картину о своем скандальном детстве и отчего она вышла столь нелицеприятной по отношению к матери.
— Как продукт коммунистической эпохи я, по правде сказать, до недавнего времени ничего не слышал о Еве Ионеско и ее славе.
— Да, я находилась с другой стороны стены.
— Но для меня стало откровением, что в русском интернете у вас много поклонников, и это явно не педофилы, а киноманы, которых интересует, какой окажется ваша трактовка собственного детства.
— Это хорошо. Потому что я против педофилии и всячески с ней борюсь.
— Начну с вопроса провокационного. Сегодня часто склонны осуждать 60–70-е годы с позиций нынешней морали. После недавних педофильских скандалов, например в Бельгии, даже великого Набокова стали обвинять черт знает в чем. Но времена были совсем иными — с иной раскованностью, иными представлениями о допустимом в искусстве и артистической провокации. Судя по фильму, мать-фотограф — явный продукт этих самых безумных 70-х. Может, то, что она делает со своей дочерью, по меркам 70-х считалось вполне нормальным? И получается так, что вы осуждаете мать (по фильму она нещадно эксплуатирует внешность дочери и ее девичье тело ради собственной карьеры и денег) с позиций именно сегодняшнего времени?
— Нет-нет, снимать детей обнаженными не было нормальным никогда (в скобках отметим, что обнаженки в фильме все-таки нет. Другое дело, что мать на фотографиях превращает дочь в девочку-женщину, соблазнительницу, иногда почти копируя фото с Марлен Дитрих: накрашенные губы, шелковые чулки, кокетство, жеманство. — «МН»). Не зря моей матери сначала запретили меня фотографировать, а потом и лишили ее родительских прав. При этом она продолжала тайком продавать мои снимки. Их сейчас можно найти в интернете и при всем старании не удастся оттуда полностью изъять — это мне растолковали и во французских, и в европейских полицейских органах. Педофилов, к сожалению, достаточно. Так что пользователи у сайтов, где выложены эти фото, всегда найдутся, хотя это и наказуемо. Что касается 70-х, среди интеллектуалов тогда были модны теории, что спать с детьми вполне допустимо. И даже существовала организация, именовавшая себя «Фронт освобождения педофилов».
— Насколько велик зазор между вами и вашей героиней? В фильме ее фотографирует только мать. В реальности же вы работали и с другими фотографами. А кроме того, сразу после «Жильца» снялись в нескольких откровенных фильмах.
— Зазор есть, но он непринципиален. Главное, точность в изображении матери. Мне хотелось передать ее противоречивость, во многом порожденную той самой эпохой 70-х. Она фотографировала на потребу мужчинам, но при этом считала себя феминисткой, которая борется за освобождение женщины. Она верила, что служит радикальному искусству, книги философа и культуролога Жоржа Батая были для нее всем, но она теряется от слов, которые дочь произносит в фильме: «Ты мне повторяешь: Батай, искусство, искусство Но мои снимки ведь есть в порномагазинах?» Один из вопросов, который хотелось задать в фильме: где та граница, за которой искусство превращается в нечто аморальное и незаконное?
— Сформулирую вопрос жестко: так все-таки ваша мать была художником или порнографом?
— Есть понятие закона. В законе четко описано, что такое порнография. Если видны определенные части тела и снимки сделаны с целью кого-то возбудить, значит, это порнография. Те, кто называет подобное искусством, попросту шуты. Некоторые вещи делать нельзя. Может, утверждать это сейчас немодно, но это моя позиция.
— Вы говорите про незаконность. А ничего, что маленькие девочки у вас на экране курят? Сейчас ведь курить повсеместно запрещено, и это шокирует в фильме едва ли не больше эротических съемок.
— Ага, значит разгуливать на экране девочкам с пистолетами можно, а курить нельзя? Но все же знают, что многие подростки курят. К тому же, признаюсь, на экране у меня курят ненастоящие сигареты.
— Тогда еще один коварный вопрос про мать. А вышел бы из вас успешный режиссер без такого детства (у Евы Ионеско уже две картины и в планах третья)? Известно, что люди, которые рано становятся звездами — кино, эстрады, — зачастую заканчивают жизнь неудачниками и алкоголиками. Полагаю, что если бы мать не пичкала вас в юности Батаем, если бы вы не знали, кто такие Поланский и фотограф Ричард Аведон, то вы бы не пошли потом на актерские курсы к знаменитому режиссеру Патрису Шеро, не играли бы в его спектаклях по пьесам Чехова и Шекспира, не снимались бы активно в кино. Наконец, не нашли бы теперь в себе таланты снять жесткий фильм о собственном детстве. Если бы не было такой матери — не было бы и такой дочери.
—Но нехорошо уже само по себе то, что она сделала меня знаменитой. Это заблуждение желтой прессы, будто быть знаменитым замечательно. Знаменитость обрекает юных людей на разлад с окружающим миром. В школе героиня моего фильма чувствует себя чужой. С ней там дерутся, обзывают ее шлюхой. Если человек рано становится знаменитым, то это почти всегда означает, что в дальнейшем его ожидает крах.
— Тогда еще один странный вопрос: мы знаем две экранизации «Лолиты» — Стэнли Кубрика и Эдриена Лайна. Обе достаточно компромиссные, и главное, в обеих провал именно с Лолитой. В русскоязычном интернете попалось забавное предположение: если когда-нибудь «Лолиту» осмелятся экранизировать третий раз, то героиню из соображений закона сделают цифровой. И в этом случае непременно срисуют с Евы Ионеско 70-х, которая и была идеальной Лолитой.
— Это действительно забавно! Интересно только, спросит ли кто-нибудь при этом мое согласие.
— Напоследок два уточнения. Первое. В фильме у вашей героини есть совместная рискованная съемка с человеком, напоминающим Сида Вишеса (его, кстати, играет сын Ника Кейва). Вы действительно снимались с Вишесом?
— Нет, хотя мы с матерью пересекались с ним в клубах. Это придумка — образ того, что меня в то время часто фотографировали с разными известными людьми. С Сальвадором Дали, например. Но на самом деле я даже не помню точно, с кем именно, потому что была маленькой.
— И еще. В связи с бабушкой героини за кадром звучит русский церковный хор. Это пришло откуда?
— Мы с моей румынской бабушкой каждое воскресенье ходили в русскую православную церковь на улице Дарю в Париже. Почему она предпочитала именно эту церковь, не знаю.
— Спасибо за интервью.
— Только не публикуйте в качестве иллюстрации к нему фотографии меня обнаженной, сделанные моей матерью. А то один уважаемый французский журнал взял и опубликовал.
Про смелость актрис
Обе главные роли в «Моей маленькой принцессе» потребовали отваги от исполнительниц. То, что Изабель Юппер относится к самым отважным — и лучшим — актрисам современности, далеко не секрет. Кстати, в соответствии с ролью она выглядит на экране удивительно молодо. Но вот то, что достойную компанию ей составила юная непрофессионалка Анамария Вартоломеи, — это, конечно, откровение. Именно она изображает Еву Ионеско (имена в фильме изменены, но, видимо, лишь ради большей творческой свободы). Анамария, как и Ева, тоже из семьи румынских иммигрантов. Учится на «отлично». Но после некоторых смелых сцен из «Моей маленькой принцессы» у нее, возможно, возникнут такие же проблемы с одноклассниками, какие были у Евы.