Изначально «полями смерти» называли территории в Камбодже (то есть, конечно, Демократической Кампучии), где в 70-х годах были убиты и захоронены — мотыгой по голове и в яму — миллионы жертв «красных кхмеров». В 1984 году Ролан Жоффе снял об этом фильм, который так и назывался — The Killing Fields, и получил три «Оскара». Но, по мнению сценариста Дона Феррароне (который вроде бы вдохновлялся реальной криминальной хроникой) и режиссера Эми Манн (дочери создателя «Охотника на людей», «Схватки» и «Джонни Д.» Майкла Манна), «поля смерти» имеются и в штате Техас, чье название с языка индейцев каддо переводится как «друг» и на который, если верить статистике, приходится почти каждый второй смертный приговор, вынесенный в Америке.
Трупов на техасских полях находят куда меньше (чуть больше полусотни за последние сорок лет; если бы не климат, то их, понятно, называли бы «подснежниками»), но разлитое в воздухе гибельное амбре ощущается все так же отчетливо. Чтобы разобраться в ситуации, на помощь к местным детективам Саудеру (Сэм Уортингтон) и Сталл (Джессика Честейн), которые ко всему прочему только-только официально перестали быть мужем и женой, из Нью-Йорка прибывает полицейский инспектор Хейг (Джеффри Дин Морган). Но расследование все равно тормозит и глохнет, как полицейский рыдван на колдобинах проселочной дороги. Здесь «не живет твой бог», как бы между делом бросает Саудер религиозному Хейгу. Здесь если абориген и заявит в полицию о том, что нашел в ржавом холодильнике на помойке отрезанную руку очередной жертвы, то обязательно умыкнет с синюшного пальца обручальное кольцо. А когда крошка Энни (Хлоя Грейс Морец), тихий ангел этих мест, выходит утром из дома своей матери (Шерил Ли), проститутки и героинщицы, чтобы купить молоко и магнезию, никто не гарантирует, что к закату она вернется домой.
В нашем прокате оригинальное название «Техасские поля смерти» сократили просто до «Полей». Хочется надеяться, что за этим стоят не только коммерческие резоны (не дай бог, спутают с «Техасской резней бензопилой»), но и соображения высшего порядка. «Поля» из тех фильмов, что принято, хоть и неудобно, называть «атмосферными»: общее ощущение здесь гораздо важнее сюжетных перипетий (к слову, выстроенных тут далеко не безупречно — чем ближе к финалу, тем чаще гложет подозрение, что какие-то очень важные эпизоды, объясняющие происходящее, вылетели при окончательном монтаже, а может быть, их и вовсе никогда не существовало). Чем все закончится и закончится ли вообще, предугадать невозможно, но совсем не по причине тонкого жанрового расчета: просто-напросто разгадка не имеет никакого значения.
Вместо того чтобы раскрыть в конце карты, создатели «Полей» выкладывают на стол пачку засаленных полароидных снимков с места преступления. Не про конкретный «случай из следственной практики» идет речь, а про тотальный ужас бытия. При желании можно встроить «Поля» в некую жанровую традицию (в диапазоне от «Семи» Дэвида Финчера до «Паствы» Эндрю Лау и Нильса Мюллера), но куда точнее они рифмуются не с кино, а со стихами — «Холмами» Иосифа Бродского, что страшнее любого триллера. По разным склонам спускались, случалось боком ступать. Кусты перед ними смыкались и расступались опять. Скользили в траве ботинки, меж камней блестела вода. Один достигал тропинки, другой в тот же миг пруда — кто это, как не Саудер и Хейг, осматривающие место преступления? Дальше можно цитировать почти без пропусков: Смерть уже в каждом слове, в стебле, обвившем жердь. Смерть в зализанной крови, в каждой корове смерть Смерть в голосах и взорах. Смертью полн воротник. Так им заплатит город: Смерть тяжела для них Смерть — не скелет кошмарный, с длинной косой в росе. Смерть — это тот кустарник, в котором стоим мы все. И наконец, единственно возможный финал: Смерть — это только равнины. Поля. А уж в Демократической Кампучии, штате Техас или мертвых полесских топях — разницы никакой.
Дочернее предприятие
Эми Канаан Манн не первая обладательница громкой режиссерской фамилии, пошедшая по стопам знаменитого отца. До нее заявили о себе в полном метре дочери Дэвида Линча (Дженнифер — «Елена в ящике», 1993, «Наблюдение», 2008, «Нагин: женщина-змея», 2010), Фрэнсиса Форда Копполы (София — «Девственницы-самоубийцы», 1999, «Трудности перевода», 2003, «Мария-Антуанетта», 2006, «Где-то», 2010), Дарио Ардженто (Азия — «Пурпурная дива», 2000, «Цыпочки», 2004), Владимира Наумова (Наталья — «Год лошади — созвездие Скорпиона», 2004), Александра Миндадзе (Екатерина Шагалова — «Собака Павлова», 2005, «Однажды в провинции», 2008), Джо Кассаветиса (Зуи — «Любовь со словарем», 2007) и Ридли Скотта (Джордан — «Трещины», 2009).