— Есть ли слово или выражение, которыми вы могли бы определить сегодняшнюю российскую действительность, состояние общества?
— Кризис, паника, разочарование, боль, поиск, смыслы, возможности, открытия, прорывы.
— А что бы вы назвали антисловом? Есть слова, которые вы ненавидите?
— Есть словесные уродцы, вызывающие физиологическое отторжение: «вкусняшки», «симпотный» , «мимимишный», «чипсоны», «чмафы», «сникерсни» — искусственно вживленные в язык жутковатые рекламные производные от слов, токсичные даже на слух.
— У вас есть любимые рифмы? И, наоборот, нелюбимые.
— Я стараюсь не повторяться в рифмах, это значительно усложняет процесс. Нелюбимые — глагольные, а те, за которые не стыдно, что-нибудь вроде «признак/призвук /призрак», «выгнивая/огневая», «наземь/князем», «яблоко/наглухо» — никто их, как правило, не замечает даже, но это всегда самая интересная и подробная работа.
— У писателей мы часто спрашиваем, есть ли у них их собственные писательские штампы. Захар Прилепин сказал, что поймал себя на частом использовании слова «прямо». У вас есть штампы, на которых вы себя ловите и от которых потом пытаетесь избавиться?
— Я говорю «история» по любому поводу: в значениях «фактура», «штука», «сюжет», «суть», а еще у меня все льется, закипает, пенится, бьется и мерцает.
У нас вообще в языке не очень-то с разделением творческих профессий на мужской и женский род. Если «писательница», то уже — плохая, слабая
— Вы обижаетесь, когда вас называют поэтессой? Как вообще относитесь к этому слову?
— Не очень его люблю, рисует сразу крупную манерную тетю под шестьдесят в шляпе с вуалью. У нас вообще в языке не очень-то с разделением творческих профессий на мужской и женский род. Если «писательница», то уже — плохая, слабая.
— Что бы вы назвали главной бедой современной русской речи?
— Клишированность, шаблонность, бедность. Это потрясающий по синонимическому богатству язык, а пользуются все тремя-четырьмя самыми заношенными комплектами слов.
— Надо ли, по вашему мнению, от чего-то защищать русский язык? Это все время хотят делать депутаты. То от англицизмов, то от мата.
— Нет, это глупость, конечно. Даже от депутатов этих он вполне весело сам себя защищает, выдумывая анекдоты, частушки и пословицы, как делал всю историю. Он пережил невообразимое количество разных нашествий и «смертей», а потом и пережил сто раз всех тех, кто констатировал его смерть. Уверена, так будет и с депутатами, у которых самый страшный русский из существующих — канцелярит, язык, созданный для того, чтобы ничего не сказать по сути.
— Есть ли для вас какие-то запретные слои лексики, которые вы не используете в стихах? Чего лично вы никогда себе не позволите? Я не о мате, а в широком смысле.
— Всей медицинской терминологии, клинической интимности, называния органов, тканей тела, физиологических процессов, диагнозов я, как правило, избегаю, мне это кажется запрещенным приемом в стихах. И сама такое читать не могу.
— Вы обращаете внимание на ошибки в речи и на письме? Какие особенно раздражают?
— Да, конечно, автоматически. Некоторые неизживаемые вроде «как-нибуть», «лудший» или «придти» — смешат, некоторые пиарщицкие типа «самый увлекательнейший» — убивают. Хуже всего читать пресс-релизы и интервью с лютыми орфографическими и пунктуационными ошибками. Я допускаю, не все на свете должны быть грамотными, но у журналистов это профнепригодность прямая.
— Можете ли вы по лексике отличить «своего» от «чужого»?
— Да, молниеносно. Просто по строению первой фразы. Хотя бы по тому, как человек здоровается — «здрасьте» или «рад видеть».
— Что бы вы изъяли из русского языка, если бы это было возможным?
— Язык умнее нас, он всем питается, сквозь все произрастает, все оборачивает себе на пользу. Даже про чудовищный канцелярит властей уже пишут смешные пьесы, сталкивая его с другими, живыми языковыми пластами. Я бы его совсем по-другому в школе преподавала бы, конечно. А так он в полном порядке.
— Если бы вас попросили написать текст для «Тотального диктанта», о чем бы он был?
— Он был бы классической русской сказкой — о том, как герой искал что-нибудь далеко, трудно и долго, а потом вернулся домой и прямо в своем же дворе нашел, просто нужно было очень настрадаться и повзрослеть.