— Недавно вы сообщили, что на станции Салтыковская началось строительство пешеходного перехода. В какой стадии оно сейчас?
— Подземный переход начали строить в феврале. И только несколько дней назад повесили официальный информационный щит. Судя по нему, работы должны закончить в декабре этого года. Подрядчик — компания из Сочи. Саму стройку сперва огородили, чтобы было более-менее удобно для людей, а потом приехал какой-то товарищ из балашихинской прокуратуры, как рассказывают продавцы местного рынка, походил, покозырял корочкой и распорядился поставить забор так, что теперь он вплотную примыкает к путям. Обзор от этого стал вообще нулевым.
— А вас заранее как активиста предупредили о строительстве или вы сами заметили?
— Я живу там и практически каждый день проезжаю это место. Просто в одночасье пригнали строительную технику, огородили все забором. Были подозрения, что там будут строить что-то наподобие перехватывающей парковки или какой-то торговый центр. Но вот оказалось, что переход. Это, собственно, тот переход, о котором говорилось, когда в феврале прошлого года приезжал губернатор Воробьев. И тогда речь шла о том, что строить переход в любом случае надо, но какой — подземный либо наземный — непонятно. А потом вся эта история вообще затихла. Обозначили какие-то примерные сроки, потом эти сроки переносили. Говорили, что без общей реконструкции железнодорожного переезда ничего не будет. И вдруг начали строить.
— После визита Воробьева прошел год. Что за это время происходило? Как вы добились строительства?
— Ну, это не только моя заслуга. Просто я очень много писал о Салтыковке. От того, что там строят переход, счастливее я не стал. Познакомился со многими интересными людьми. Я никогда не был каким-то борцом. Ну, журналист, да. Что-то пропускаешь через себя, что-то не пропускаешь. Когда все случилось с женой, то буквально через месяц можно было спиться и умереть. А можно было что-то делать. Потому что после жены на этом переходе погибли еще три человека. За этот год очень много было написано всяких материалов, различных прошений, обращений, заявлений, открытых писем в адрес областных чиновников, в адрес РЖД, в адрес руководителей Балашихи. Практически каждую неделю я что-то писал, что-то делал, знакомился с людьми, работал с адвокатами, мы собирали различные данные.
За год моя уверенность в том, что точечными мерами ничего не решишь, только укрепилась. В одном месте это сработало, а сколько помимо еще таких мест? Там ужасная статистика
— В начале января в фейсбуке была расшарена история Дарьи Мишиной. 31 декабря ее отца сбил поезд на станции Дегунино. Вы можете дать совет, что делать людям, которые хотят, чтобы у них построили безопасный переход?
— За этот год моя уверенность в том, что такими точечными мерами ничего не решишь, только укрепилась. Потому что в одном месте — Салтыковке — это сработало, а сколько помимо Салтыковки еще мест, хотя бы по тому же Горьковскому направлению? Там ужасная статистика. Да, надо писать, надо требовать. Но опять же, по Салтыковке и до меня писали, и до меня требовали. Просто получилось так, что я и люди, которые были рядом, громко об этом заявили. И вот это сработало. У Даши Мишиной это тоже сработало, но там ситуация другая. Переход был после реконструкции. И убедить компанию РЖД, что надо что-то менять, принимать какие-то меры, практически невозможно. Вот переход в Салтыковке начали строить только потому, что на нее обратил внимание Воробьев. А сделал он это потому, что я обратился к нему напрямую с письмом. Мы сейчас работаем с адвокатами, пытаемся собрать какое-то сообщество и подать либо коллективный иск к РЖД, либо иски по каждому объекту.
— А кто вам помогает?
— Друзья, коллеги. Местные жители тоже. Но у местных свои дела, своя жизнь. Обычно кто у нас занимается письмами? Какие-нибудь пенсионеры. И, соответственно, реакции на это никакой. А что касается коллег, друзей — то они тогда меня поддержали и весь год были и остаются рядом. Они и пишут, и ходят, и собирают бумажки.
— А как заставить РЖД комплексно решить проблему?
— На самом деле РЖД невозможно заставить что-нибудь сделать. Здесь нужна, как мне видится, какая-то программа государственной поддержки, чтобы это исходило от Госдумы, от Медведева, от кого угодно. Потому что монополистам плевать на простых людей.
Проблема в том, что у нас нет какого-то органа, куда можно пожаловаться — прийти и сказать: «Ребята, вот здесь нарушаются мои права»
— Как сказал начальник пресс-службы РЖД Владимир Мягков, «смертность — не единственный показатель небезопасности перехода».
— Да. У меня дома лежит большая пачка документов — отписки из РЖД. Когда началось движение, мне каждую неделю приходили противоречащие друг другу ответы из Минтранса и РЖД. В РЖД говорили, что ничего не предусмотрено; Минтранс писал, что станция внесена в список приоритетных, которые будут реконструировать. Потом из РЖД написали, что не раньше 2015 года. Проблема в том, что у нас нет какого-то органа, куда можно пожаловаться — прийти и сказать: «Ребята, вот здесь нарушаются мои права — мое право на жизнь, мое право на безопасность». Есть прокуратура, есть Ространснадзор, есть какие-то контролирующие органы. Но все упирается в РЖД. Когда мы начали общаться со следователями по моему делу (у меня было два следователя, потому что были две проверки), оба мне говорили: «Сережа, не надо. Все равно ничего не получится. Мы пишем годами представления, заявления, требования. Нас игнорируют». То есть получается, что компания РЖД игнорирует правоохранительные органы.
— А за этот год с вами представители РЖД лично связывались?
— Да, мы регулярно общаемся с господином Мягковым. Ну, как общаемся — когда приезжают журналисты, иногда приезжает и Мягков. У него своя точка зрения, у меня своя. Что касается станции Салтыковская, то он считает, что переход там абсолютно безопасен и соответствует всем нормам. А то, что люди гибнут — это они виноваты сами. Последний раз, когда мы встречались с ним, это было незадолго до Нового года, Мягков заявил, что в тех местах, где строятся переходы, количество травматических случаев увеличивается.
— А какая-то еще реакция со стороны РЖД была? Ну, простая, человеческая?
— Нет, абсолютно никакой. Через какое-то время после трагедии мне начали звонить представители каких-то благотворительных фондов, видимо, аффилированных с РЖД, которые предлагали свои услуги по выбиванию компенсации из компании. Присылали письма, звонили, мол, давайте мы сейчас оформим все документы, поможем вам написать все, что нужно, вы получите энную сумму, а мы возьмем свой процент. И такие благотворительные фонды объявляются практически во всех случаях, когда люди пытаются чего-то добиться.
Все зависит от того, как себя поведет РЖД. Если они не видят смысла в безопасном переходе — ничего построено не будет
— О какой сумме идет речь?
— В среднем —150 тыс. руб. Самое большое, что удавалось людям выбить — это 200 тыс. Но это, по-моему, было один или два раза за несколько лет. Для многих 150 тыс. — большие деньги. Но опять-таки, чтобы получить эти деньги, нужно не просто прийти в фонд, написать заявление в РЖД и ждать. Это нужно еще побегать, собрать бумаги. Когда у тебя погибает близкий человек, и ты просишь эти деньги, а тебе дают их, как подачку… Зато вкладываются миллиарды в какие-то бешеные проекты за рубежом, бизнес-схемы. РЖД постоянно просит миллиарды из бюджета.
— Год назад вы говорили, что хотите создать отдельную общественную организацию, которая будет заниматься подобными случаями. Вам это удалось?
— Речь шла о создании фонда. Пока мы с этим притормозили, потому что лучше сначала завершить дело в одном месте, а потом уже работать по другим объектам. Но по возможности я стараюсь выходить на родственников погибших под поездами людей. Хотя далеко не все готовы эту тему теребить, заниматься, многие просто уходят в себя. Мы создали страницу в фейсбуке «Я против РЖД». Она уже набрала обороты, люди пишут, присылают из регионов какие-то фотографии, рассказы.
— А что вы будете делать в ближайшее время?
— Будем обращаться в прокуратуру. Мы ждем сейчас результатов экспертизы по переходу в Салтыковке, она уже идет. С ними мы пойдем в прокуратуру. Если она посчитает, что переход не соответствует ГОСТу, то они обращаются в РЖД и Ростехнадзор с требованием устранить те или иные недочеты. Ну а дальше уже все зависит от того, как себя поведет РЖД. Все упирается в них. Можно писать, можно требовать, можно все что угодно. Но если они не видят в этом смысла — ничего построено не будет. За год я это отчетливо понял. И, к сожалению, я не могу посоветовать людям, что им делать, куда им идти, куда жаловаться. Вот у нас сейчас стало модно сразу жаловаться Путину. Тогда, может быть, заработает. Но и то не факт. А после майских праздников мы планируем передать в Госдуму обращение, под которым подписались несколько тысяч человек, с требованием обратить внимание на безопасность на железной дороге.
По данным РЖД, с 2009 года по 2013 год на реконструкцию переходов на участках Московской железной дороги было потрачено 980 млн рублей
— А у вас есть свое объяснение, почему РЖД так сложно сделать эти переходы?
— Я отвечу примерно словами Мягкова, который неоднократно заявлял, что у компании РЖД нет возможности повсеместно строить переходы.
— А сколько стоит построить один надземный или подземный переход?
— Когда в Салтыковку приехал Воробьев и спросил, сколько это будет стоить, представитель Московской железной дороги сразу озвучил сумму — 100 млн. Я начал заниматься этим вопросом. Мне было интересно, сколько стоит переход. Звонил в институты и конторы, которые как раз занимаются проектированием таких вещей. И там сказали, что даже самые навороченные переходы — с лифтами, эскалаторами — стоят максимум 30–40 млн руб. Откуда берутся суммы, называемые железнодорожниками, я не знаю.
По данным РЖД, с 2009 года по 2013 год на реконструкцию переходов на участках Московской железной дороги было потрачено 980 млн руб. То есть получается, что за это время где-то должны были появиться девять-десять новых переходов.
— А вам вообще не страшно этим заниматься?
— Нет. В первое время были звонки какие-то, sms: «Что вам, делать нечего?» Без угроз, но вот такие. Потом некоторое время спустя, когда страницу в фейсбуке «Я против РЖД» стали узнавать, появились боты, появились люди, которые писали: «Сами дураки, а РЖД — замечательная, великая компания, давайте поставим Якунину памятник». Прямых угроз не было. Но в том-то и дело, что, наверное, я все делаю достаточно открыто. Я пишу то, что есть.