Кто требовал крови участниц молебна, те уж точно войдут в историю людоедами — при нынешних носителях информации ничего не удастся замылить и предать забвению, к бабке не ходи. Вполне реально представляю себе картинку, как в школе бьют сына/дочку/внучку кровожадного обвинителя. Он переводит ребенка в другую школу, а там еще хуже. Отправляет в Лондон, но и там русские дети! Жестокие и веселые. Или, что еще хуже, вообще никакого Лондона, занесут в какой-нибудь список Магнитского — и привет. Впрочем, можно, конечно, фамилию поменять, как это сделали родственники Чикатило.
Но даже не это меня волнует. А то, что все это стало модными разговорами. Практически все беседы на тему ведутся, чтобы показать свой ум. Или на худой конец правоту. Превосходство какое-нибудь. Ну не истину же мы ищем, не в психушке наши разговоры протекают и, извиняюсь за выражение, не на телевидении! Хотя церковная политика и деяния иерархов — тема для ТВ благодатная. Тут тебе и дорогие часы, и элитная недвижимость, и таинственная незнакомка, и преступная страсть, мигалки, кортежи, судебные преследования… Какой гламур, какие скандалы-интриги-расследования пропадают даром! Если из Дома на набережной с какой-нибудь парадоксальной провокационной ведущей устроить прямой эфир — «Дом-2» обзавидуется.
И очень по-сериальному все: вокруг круглые дураки, а зритель все видит, все примечает и, конечно, угадывает, что будет дальше. Почему околоцерковные сюжеты так понравились общественности? Можно почувствовать себя праведнее и святее не то что Папы Римского, который нам вообще не указ, но и вовсе Патриарха — наверное, в этом все дело.
И люди на это ведутся.
Опасная штука — начать думать, что ты умнее других. И залезать на табуретку, чтоб оттуда проорать свое умное людям попроще.
Я не в восторге от высочайшего «котла» на святейшей руке и куда больше порадовался бы, объяви батюшки голодовку в поддержку отроковиц-узниц или запрети они мужские поцелуи в эфире — хватит нам Брежнева, хватит! Монах целует ручку царю вместо того, чтобы растолковать тому, отчего Богородица не велит молиться за Ирода! Вот черт — ведь не хотел возводить хулу на церковь… и не хочу, и не возвожу, я просто рассуждаю.
Девчата в клетке цитируют Солженицына, коллегу по застенкам, и это красиво. По крайней мере они книжки читали и понимают, что такое наша история, головы есть на плечах, что меня, честно говоря, умиляет. Но Александр Исаевич уверял нас при том, что благодарен тюрьме, которая в нем взрастила живую душу. На кой, конечно, ляд атеистам и атеисткам душа, я понять пока не могу, не в силах сообразить.
Посыл пусей был понят и принят аж самой заграницей в лице так называемой Мадонны. Мировая слава, купленная полугодом тюрьмы, — да многие бы бегом побежали за таким результатом.
Плюс польза душе, которая случилась, если верить Исаичу. Говорю это, осознавая, что выпустить их надо немедленно! Про что я уж не раз говорил в СМИ. В чем и сейчас подписываюсь.
Прошлый случай — довольно похожий, при уродливой хромоте всех и всяческих сравнений — имел место лет семь назад, при выпуске в русский прокат аккурат в православную Пасху ленты Скорцезе «Последнее искушение Христа». Патриарх Алексий II рекомендовал православным эту новинку не смотреть. А я как раз собирался. Дескать, мнение патриарха я уважаю, но все равно посмотрю — мне как репортеру можно. Эту свою логику я изложил писателю и товарищу Александру Кабакову в частной беседе, которую привожу с его разрешения. Он ответил тогда: «Иди, конечно, смотри, никто ж тебя не держит. А я не пойду. Потому что мне мой патриарх сказал не идти. А ты, если все же решишь пойти, выпишись тогда из православия. Или — или. Чтоб все по-честному было».
И что вы думаете? Я не пошел! До сих пор не знаю, прав Кабаков или нет, но это было красиво — так строго и глобально смотреть на вещи! Уровень!
Мы с писателем обсудили и теперешние коллизии, но не для публикации, в частном порядке, захочет — сам расскажет.
К чему я это все? Буквально к тому, что я цинично умываю руки. Не буду я говорить, что пора мне учить церковь и патриарха! Нет, ребята. Я буду думать на эту тему и молчать. Тем более говорено уже много — и мной, и прежде меня, и лучше меня.
Не репортерское это, конечно, дело — молчать. Но вдруг я пойму что-нибудь важное, взяв паузу. Чего и вам желаю.