Началось все с того, что с машинами, припаркованными у обочины рядом с нашим домом, начали случаться неприятные казусы. То крыло поцарапают, то шину спустят, то кто-то навалит кучу снега так, что не выехать. Иногда из темноты или снегопада вдруг возникал странный дедушка. Голосом мягким, как патока, он просил «по-соседски» не ставить здесь машины — «во имя мира и взаимопонимания». Но при попытках дальнейшего диалога сразу же переходил на мат, а иногда и непосредственно к рукоприкладству.
Оказалось вот что. Несколько лет назад у нас было благоустройство, а рядом с домом построили карман для автомобилей: ведь ситуация с парковкой в городе все напряженнее. До этого на пятачке стояла парочка ракушек. А дальше группа товарищей захватила эту стояночку, обнесла небольшим забором и стала использовать для личных нужд. Инициатива принадлежала бывшим «ракушечникам», но по дороге к ним прилипло еще несколько человек.
Муниципалитет с захватчиками иногда боролся. Например, когда они поставили над машиноместами крыши, их тут же снесли. Но борьба шла вяло. Соседи намекали, что глаза на происходящее закрывают небезвозмездно. Но я не уверена. У меня вообще в этом случае создалось странное ощущение беспомощности рядовых органов местной власти. Трудновато им дается планомерное отстаивание буквы и духа закона; если, конечно, речь не о крупной политической конъюнктуре или особом интересе со стороны вышестоящих.
Все бы ничего, и конфликта бы не было. Но вот незадача: заборчик предприимчивые граждане поставили неудобно — из парковочного кармана выезд только через обочину. Соответственно, им стали мешать другие машины, ненароком запиравшие их собственные авто. Вот так и начался этот мелкий бытовой бандитизм — проколотые шины, поцарапанные крылья. И главное, невозможно было предугадать, кому достанется в следующий раз. Люди же обычно ставят машины там, где есть свободное место, не зная «придомового» расклада.
Живущие по привычкам советской и ранней постсоветской эпохи все время упирают на старшинство и всякого рода иерархические структуры
Рассказывают, что у какой-то дамы машину вообще подожгли. Но подавать заявление в полицию она не стала. А вот мужчины оказались понастойчивее — быстро раскусили ситуацию и стали бороться уже за то, чтобы карман был открыт всем. Например, писали заявления в полицию, приглашали сюда телевидение. Кстати, попутно я поняла причины удушающе-бережного отношения «нашей» женщины к мужчине: когда твой муж или сын идет один против зарвавшейся компании, его хочется обнять и никуда не отпускать. Когда же активных и отстаивающих общие права людей несколько, но они неагрессивны и солидарны, за каждого из них не так уж и страшно.
В общем, воспрявшие госорганы додавили нарушителей, запретив им вешать на въезде в карман цепи. Правда, ушлые «захватчики» теперь ставят одно авто на несколько мест и прочее в таком же духе. То есть пока вокруг все сидят друг у друга на головах, стояночка нередко пустует. Кстати, от этого страдают не только возвращающиеся вечером жильцы, но и находящееся рядом отделение полиции: им некуда ставить личные авто как раз днем.
Интересная деталь: агрессивный дедушка оказался обладателем нескольких машин и главным заводилой этой банды мелких пакостников. Остальные там гораздо более покладисты: удалось взять то, что плохо лежит, будут пользоваться, но если поставят рамки, сразу идут на попятную. А вот он — из тех, кто активно прибирает к рукам принадлежащее всем. Причем участок присвоен им даже на символическом уровне — судя по искреннему гневу, он давно решил, что эта «ничейная» земля целиком его. Соседи рассказывают про него, что давно знают, какой он аферист — говорил, что «боевой генерал» и участник афганской и чуть ли не Великой отечественной, а потом все оказалось липой. И что у него тут гешефт: якобы он пытался продавать места на захваченной стоянке по 150 тысяч рублей.
Что больше всего удивляет: насколько это напоминает макроситуацию в политике. Хотя, как вы понимаете, никакой оппозиционностью тут и не пахнет: чистой воды мелкий бытовой конфликт. Есть компания людей, привыкшая когда-то захватывать «ничейно-общее». И есть вошедшая в силу группа, состоящая в основном из более молодых, которая активно отстаивает права всего местного сообщества на эту землю. Это, судя по разговорам, для первых штука совершенно дикая: они бы поняли, если бы вторые хотели хряпнуть кусок для себя. Но для всех?
И есть, наконец, изменившееся время. Просто пресловутое «благосостояние» повысилось, появились кредиты, технический прогресс шагнул вперед. Владельцев авто за это время стало больше, а машины принадлежат теперь не единицам: они больше не роскошь, не дефицит, не спецпаек и не знак статуса, выгодно выделяющий обладателя на фоне «безлошадных». Кто-то ездит в другие страны — и видит, что как устроено там. Что-то поменялось, выросли новые поколения, но людям, имевшим выгоду от другого устройства, ужасно не хочется с этим смиряться.
Я почитала про роль ракушек в девяностых и начале двухтысячных. Мол, ракушки — это доступно, укрывает от холода и сырости, а вот гараж — это не «по-народному», дорого. И меня это сильно изумило: у знакомых 20-30-летних людей, ни у небогатых, ни у обеспеченных, уже нет особого стремления закрыть свою машинку в городских условиях. Оставляют, в общем, на улице, прямо под дождем и снегом. Да и времени стало меньше. Тут гораздо важнее, чтобы была «свободная циркуляция»: один приехал, другой уехал. И чтобы с учетом ситуации с пробками и дорогами машины стояли так, чтобы не мешать друг другу. То есть предупредительность, ощущение совместности владения общим пространством и его открытость — это не просто какие-то абстрактные ценности, навязанные врагами или либералами. Иные нравы диктуются иной ситуацией. Самой обычной — экономической, бытовой.
Когда-то тоталитарная давиловка худо-бедно объявляла о желании сделать хорошо «всему народу». Теперь эту проржавевшую махину пытаются использовать как прикрытие мелких интересов частных лиц, захвативших когда-то «ничейное» и продававших его потом втридорога
Кстати, я не просто так упомянула возраст. Сторона конфликта, живущая по привычкам советской и ранней постсоветской эпохи, все время упирает на старшинство и всякого рода иерархические структуры. Липовому «боевому генералу» положено, по этой логике, иметь особые права на общую собственность. Еще одна тема, возникшая было в самом начале: «Ты тут один, тебе больше всех нужно, а все остальные с нами согласны». Но она быстренько сошла на нет, когда выяснилось, что «таких» теперь довольно много. Поэтому теперь предприимчивые больше говорят об уважении к сединам, упирая на чувство вины и отсутствие верности идеалам: «Юноша, вы слишком молоды, а тут пенсионеры ставят свои машины». Но конечно, для небогатых и непронырливых пожилых людей с их старенькими Москвичами места здесь также нет.
В этом месте в разговорах обязательно возникает тема «ну что ты хочешь, это же наш народ». В пример приводится, например, то, что стоит отвернуться — и на кладбище уже кто-то захватил кусок земли. Или если пробка у поворота, то обязательно найдутся желающие повернуть из чужого ряда, обогнав всех, кто соблюдает правила. А мне кажется, это все тоже пережитки той эпохи, когда «все вокруг колхозное, все вокруг мое», и можно красть у государства с его абстрактно всеобщим и ничьим. Но рваческие способности одних работают только на фоне покладистости, послушности и отсутствия реальной собственности у других. У большинства.
И тут, конечно, задумываешься о нынешнем витке ностальгии «по советскому» у немолодых уже людей, управляющих страной на самых разных уровнях. Все эти последние новости об учреждаемой в Лондоне «самой крупной в мире» премии имени неплохого, идейно «правильного» советского художника, чьи работы школьники знали по форзацам учебников, про переименование Волгограда в Сталинград — не насовсем, а на 6 дней в году, — про желание «наказать Америку» — во всем этом видна такая смесь страха перед современностью и желания любовно отполировать старую, ветхую и придуманную для совсем иной эпохи машину идеологии, приспособив ее к совершенно неподходящей ситуации, что просто диву даешься. Они пытаются заимствовать у старого тирана потенциал устрашения, но не понимают, что, скажем, прелесть плохо спроектированного городского пространства или неудобных дорог, построенных на распилах и откатах, чувствует на своей шкуре все большее число людей. Просто потому, что они по ним теперь много ездят.
Штука ведь в том, что когда-то тоталитарная давиловка была направлена на дело модернизации и худо-бедно объявляла о желании сделать хорошо — пусть в далеком будущем — «всему народу». А теперь эту проржавевшую махину пытаются использовать как прикрытие мелких интересов частных лиц, захвативших когда-то «ничейное» и продававших его потом втридорога, а теперь ради сохранения отгрызенного у общества пытающихся переть против хода истории. Против современности. Против развития. И против постепенно приучающегося давать отпор — дада — большинства.