В России ведется ожесточенный спор о том, кто именно входит в креативный класс: хипстеры, дизайнеры, журналисты, писатели, офисные работники или ученые, врачи, учителя, работники культуры, инженеры и т.д.? Вызван этот спор, правда, не стремлением понять общество, в котором мы живем, а известной политической конъюнктурой, но даже такая постановка вопроса вскрывает ряд существенных проблем.
Можно вычеркнуть определенную категорию людей из креативного класса, чтобы исключить их из диалога
Понятие «креативный класс», безусловно, невозможно удерживать в академических определениях, которые дал Ричард Флорида. Общая ошибка заключается в другом. Креативный класс оценивается с точки зрения классической классовой теории, что дает пищу для спекуляций как его сторонникам, так и противникам. Сам Флорида писал о том, что «суперкреативное ядро нового класса включает ученых и инженеров, университетских профессоров, поэтов и писателей, художников и актеров, дизайнеров и архитекторов, равно как интеллектуальную элиту современного общества: публицистов, редакторов, крупных деятелей культуры, экспертов аналитических центров, обозревателей и других людей, чьи взгляды формируют общественное мнение. Кем бы они не были по профессии — программистами, инженерами, архитекторами или кинорежиссерами, — творческий процесс поглощает их целиком. … Помимо этой центральной группы к креативному классу относятся “креативные специалисты”, работающие в целом ряде отраслей, основанных на знании, таких как сектор высоких технологий, финансы, право и здравоохранение, а также управление бизнесом» (Ричард Флорида. Креативный класс: люди, которые меняют будущее). Таким образом, невозможно записать в креативный класс по должности, так как творчество является сложной деятельностью, которую могут выполнять далеко не все. Так дело обстоит, по крайней мере, в теории.
В России же термин все еще нуждается в актуализации, не только в электоральном или узкоспециальном значении, но и в качестве новой социальной платформы и «операционной среды» современной экономики и общества. Практические последствия точного определения данного понятия не столь безобидны: можно вычеркнуть определенную категорию людей из креативного класса, чтобы исключить их из диалога. Этим в равной степени пытаются заниматься как власть, так и оппозиция.
Но дискуссия вокруг креативного класса незаметно переходит в область социальных брендов, внешний образ и восприятие которых уже не соответствует их внутренней сути, общественным и экономическим функциям и структуре. В сущности, креативный класс стал только катализатором процесса переосмысления социальных моделей и ролей. Путаница, породившая несоответствие формы и содержания, функций и статуса началась еще с так называемого «среднего класса». Структура экономики и общества стала более сложной, выходя за обязательные прежде границы материальных активов.
Вопрос о положении и статусе в современной социальной и политической среде для креативного класса является нерешенным; в России отсутствует ясная концепции человеческого капитала
Оценивая общую значимость и моральный авторитет той или иной социальной группы, мы вкладываем определенный набор стереотипов, образов, ожиданий, которые со временем подменяют сущность и за внешним блеском не дают разглядеть происходящих изменений. Социальные статусы, атрибуты и символы уже перестали быть абсолютными, превратившись в плавающие значения. Богатые стали худыми, а бедные толстыми. Классы, не имеющие собственности и капитала, претендуют на лидирующую роль в обществе. Происходит это во многом благодаря тому, что социальный статус дает потребление, а не производство (вещей, денег, знаний и т.д.), как происходило прежде. Трескающиеся фасады существующих социальных брендов в России (например, старой интеллигенции) нуждаются не только в косметическом обновлении, но, прежде всего, в глубоком ребрендинге.
С одной стороны, вкусы и культура креативного класса еще формируются, с другой стороны, эта образцовая среда уже выступает в одно и то же время в качестве производителя, заказчика и потребителя стандартов жизни. Спутанность и одновременность этих процессов приводит к не всегда ясным и положительным результатам. В перспективе, креативный класс может сам формулировать потребности общества, занимаясь не только дизайном производства, но и дизайном потребления.
Осознает ли креативный класс себя в качестве новой социальной силы, доминирующей в условиях глобальной смены элит в эпоху посткапиталистического информационного общества? И даже если считать такую модель смены общественных формаций слишком далекой от российских реалий, то вопрос о положении и статусе в современной социальной и политической среде для креативного класса является нерешенным; в России отсутствует ясная концепции человеческого капитала.
Креативный класс по-прежнему пугает власть, которая, в свою очередь, пугает им общество. Креативному классу только предстоит завоевать общественное доверие, чтобы стать новым позитивным социальным брендом. В противном случае, его отсутствующая структура создаст всего лишь виртуальный субъект, с которым можно и не вести диалог. Спор о креативном классе в существующей форме зашел в тупик. Такая ситуация является порочной: креативный класс нужен России, и если бы его не было, его следовало бы придумать.