— Какие конкретно претензии вы предъявляете адвокатам? Почему жалуетесь на Николая Полозова и Марка Фейгина, ведь они не были вашими представителями в суде?
— Несмотря на то что моим защитником была Виолетта Волкова, также работали со мной Полозов и Фейгин. Они приходили ко мне в СИЗО, готовили разные бумаги. Они же раньше говорили в СМИ, что защищают каждую из нас. А теперь, когда пришло время нести ответственность, отрицают это.
Мои претензии — к качеству услуг. Они вели процесс на низком уровне, не знали материалов, не могли на заседаниях прочитать из дела нужные куски, им даже судья делал замечания. Не подавали нужные ходатайства, зато подавали ненужные. Они никак не помогли нам в процессе, а сейчас распространяют клевету на нас, выкладывают мои личные письма в своих блогах, обсуждают мои отношения с сокамерницами. Кроме того, есть конкретные претензии по сделке относительно бренда Pussy Riot. Они пытались зарегистрировать этот товарный знак на фирму «ВЕБ-БИО», а это фирма супруги Марка Фейгина. Они успели оформить на себя авторские права на бренд еще в июле, в ходе судебного процесса. А я эти бумаги даже и не видела.
— Адвокаты говорят, что работали на Pussy Riot бесплатно и что никаких незаконных действий не совершали, действовали только по вашим указаниям.
— Они заработали на нас немалые деньги. У Волковой было соглашение со мной (я, кстати, не подписывала, но она его показывала на квалификационной комиссии), что поскольку она работает бесплатно, то может собирать средства для помощи клиентам, что они и делали. Это называется «сбор под клиента». Были какой-то «Яндекс-Кошелек», еще счета. И это делалось без нашего ведома. Я об этом узнала, уже когда вышла. Выяснилось, что деньги, которые люди добровольно им передавали, чтобы нам помочь, никуда толком не расходовались — ни на помощь нам, ни на продукты или передачи. Только когда возникли разговоры об этом, они что-то перечислили родственникам Маши и Нади, а мне вообще устроили бойкот: мол, раз я не сидела, мне и не нужно ничего. Зато тратили на такси, поездки — они втроем осенью ездили в США на премию Йоко Оно. Какие-то отчеты уже позже, в нынешнем году, они опубликовали у себя в блогах, и это просто цифры в вордовском файле. Это вызывает возмущение.
— Вы не сразу поняли слабость вашей защиты?
— Сразу этого не почувствуешь. Сначала СИЗО, следствие, потом суд — каждый день плотная работа. Но на суде мы уже поняли, что все идет не так. И уже после приговора, в сентябре, я стала писать своим друзьям, советоваться, что же делать. Адвокаты пользовались нашей изоляцией, когда мы не знали своих прав и возможностей. Я не знала даже, что можно заявить отвод адвокату. И когда мои друзья выяснили эти юридические детали и посоветовали мне, я так и поступила.
Если бы адвокаты принесли публичные извинения, я бы приняла их. Но если они продолжат свою деятельность против меня, я буду искать методы борьбы с этим
— Ваша первая жалоба на адвоката Виолетту Волкову была рассмотрена квалификационной комиссией адвокатской палаты Московской области, и подтвердилось только одно нарушение из перечисленных вами.
— По Волковой комиссия признала нарушение закона об адвокатуре и закона об адвокатской этике. Это формально, а по сути комиссия признала недобросовестное исполнение ею обязанностей. В частности, является нарушением то, что она защищала всех нас троих: в уголовном процессе быть такого не должно.
— Если квалификационная комиссия признает действия адвокатов законными, как вы будете действовать дальше?
— Во-первых, надо разбираться с авторскими правами. Они собирались оставить за собой право снимать фильм о процессе и даже успели договориться о его производстве, но, когда поднялся скандал и это вышло наружу, все было расторгнуто. Судя по договору, который представила Волкова квалификационной комиссии адвокатской палаты, там получалось, что, если мы трое выходим из-под стражи, все уходит правообладателям, то есть им, адвокатам. Я не считаю этот договор законным. Если они сами не пойдут навстречу, мы будем оспаривать договоры в суде. Получается, мы можем заниматься творчеством, но юридические права на все — в их руках.
Если бы адвокаты принесли публичные извинения, я бы приняла их. Но если они продолжат свою деятельность против меня, я буду искать методы борьбы с этим.
— Адвокаты выдвигают версии, что с вашей стороны это либо самопиар, либо вашими действиями кто-то управляет.
— А мне кажется, что вся эта шумиха — как раз самопиар с их стороны. Были нарушены мои права, и я их сейчас защищаю. Наде и Маше и вовсе не повезло из-за такого качества защиты. Даже на кассации их ужасно защищали. А теперь адвокаты свою некомпетентность перекладывают на клиентов.
— Чем вы занимаетесь сейчас? Работаете?
— Нет, не работаю. Я полностью поглощена судебным процессом. Конечно, отвлекают эти разбирательства с адвокатами. Мы сейчас готовимся к надзорной инстанции, сейчас я подаю жалобу на имя Егоровой (Ольга Егорова, председатель Московского городского суда. — «МН»). С адвокатом Ириной Хруновой занимаемся и жалобой в ЕСПЧ.
К сожалению, я не могу навещать Машу и Надю: нельзя по закону, ведь мы же были подсудимыми по одному делу. Даже нельзя писать им письма, поэтому если я им пишу, то под другим именем.
Адвокат Николай Полозов прокомментировал корреспонденту «Московских новостей» предстоящее заседание квалификационной комиссии.
— Когда у Екатерины Самуцевич возникли претензии к вам?
— Еще в ноябре Самуцевич начала раздавать критические интервью о нашей работе. А в феврале подала жалобу на Виолетту Волкову, чуть позже и на нас с Марком Фейгиным. Кстати, уже сам этот факт нас удивляет: у нас с Фейгиным не было договора с Самуцевич на оказание ей юридической помощи. Как она может на нас жаловаться?
— Что требует Самуцевич?
— Она хочет лишить нас адвокатского статуса за разные нарушения. Например, она считает, что ей были некачественно оказаны юридические услуги, а также что мы незаконно осуществляли гражданско-правовые сделки от ее имени. Речь идет о попытке регистрации бренда Pussy Riot. Правда, Роспатент отказал в регистрации этого бренда, ссылаясь на экспертизу, установившую, что данное наименование является оскорбительным. Мы никаких незаконных или самостоятельных действий или уж тем более подготовки фальшивых документов не производили. Делали ровно то, что нам говорили наши клиенты. Еще в ноябре мы провели экспертизу, и она подтвердила подлинность подписей Самуцевич на документах. Также Самуцевич жалуется на критические выпады адвокатов в ее адрес в различных соцсетях. Но она сама нарушает закон, выставляя видеозаписи наших частных разговоров с третьими лицами, — ставили телефон на громкую связь и снимали на камеру. Она это делала или ее друзья, я не знаю. Пока мы не подавали жалобу на эти действия, посмотрим на результаты заседания квалифкомиссии.
Екатерина пошла на сделку с властями и, формально получив свободу, осталась по сути несвободной. Мне кажется, ее действиями управляют, ее направляют, и это все не ее инициатива
— Почему от ваших услуг позже отказались и Толоконникова с Алехиной?
— Нет, все было не так. Еще ранее в наших договоренностях было условие, что, если наша деятельность будет мешать положению наших клиентов, мы расторгнем соглашение. Поскольку началась масштабная кампания против адвокатов Pussy Riot, что могло повлиять на ухудшение ситуации Нади Толоконниковой и Марии Алехиной, мы обоюдно решили расторгнуть договор после того, как посетили Машу в колонии.
— Публичные обвинения Самуцевич в ваш адрес как-то ударили по вашей адвокатской карьере?
— Ее действия не так сильно ударили по нашему реноме, но мешают практической деятельности: приходится отвлекаться на подготовку контрдоводов к жалобе, посещение квалифкомиссии.
— По вашему мнению, почему Екатерина Самуцевич заняла такую позицию?
— Мне кажется, Катя Самуцевич в данной ситуации сама является жертвой. Стоит учесть, что Екатерина пошла на сделку с властями и, формально получив свободу, осталась по сути несвободной. Мне кажется, ее действиями управляют, ее направляют, и это все не ее инициатива. Тут есть элемент давления. Естественно, это мое личное мнение, у меня нет доказательств.
— С какой целью тогда мишенью выбраны именно вы, адвокаты Pussy Riot?
— Сначала мы действовали в интересах подзащитных: они сами хотели, чтобы процесс был политическим и резонансным. А теперь у нас тоже есть политические дела — скажем, Удальцов у меня и Волковой, экстрадиция Горячева у меня и Фейгина. Власть, безусловно, держит деятельность мою и моих коллег под контролем. Методы работы все те же.