Последняя капля
Рустам Степанов, сотрудник телекомпании:
— У нас на телевидении больше всего протестной публики, как это ни покажется странным, потому что чем ближе к власти, тем меньше хочется ее поддерживать, за нее голосовать. Тем не менее раньше я не ходил, да нам и особенно светиться-то не стоит на митингах, хотя коллеги ходят. Так вот, после Таисии Осиповой, для которой даже прокурор просил меньше, чем дал суд, после такого абсурдного решения решил все-таки пойти.
Я лучше буду Путина защищать
Владимир Мамонтов, президент ОАО «Редакция газеты «Известия»:
— Я не хочу туда ходить. Я бы понял митингующих, если бы они выдвинули какие-то серьезные претензии к власти. У меня у самого их полно. Но нынешние оппозиционеры своими уличными протестами отрубают возможность толковым, конструктивно критикующим людям высказываться в адрес власти. Когда в рядах протестующих ты видишь людей, с пеной у рта защищающих дур, которые выступают в храме Христа, а в перерывах себе в известное место мороженых кур засовывают, то говоришь себе: нет, я лучше буду Путина защищать, который с живыми журавлями на дельтаплане летит. У него куча минусов, но он гораздо больше похож на нормального человека, чем большинство защитников таких вот пусси-ценностей. На фига нам такие ценности.
Нас эксплуатируют
Михаил Горбаневский, доктор филологических наук:
— Я принимал вполне активное участие в демонтаже советской идеологической системы. И хорошо теперь понимаю, как надежды и искренние мечты сотен тысяч простых людей элементарно эксплуатируются как верхушкой правящей номенклатуры, так и «вождями» оппозиции, по большей части стремящимися все к тому же корыту (исключения лишь доказывают общее правило). Мне одинаково несимпатичны как сурковско-володинско-медведевско-сечинские типажи, так и типажи вроде бы с иной, противоположной «полярностью» — немцовско-каспаровско-лимоновско-чириковские. К тому же среди последних все чаще появляются, как мне кажется, новые попы гапоны. Я симпатизирую тем миллионам людей, которые говорят о необходимости реформ в экономике, в СМИ, об искоренении коррупции, — я к концу жизни понял, что более полезна теория так называемых малых дел на малой родине. Это более важно, чем любое сотрясание воздуха.
Нереволюционный человек
Максим Амелин, поэт:
— Я вообще-то человек занятой, и так получается, что когда митингуют, я всегда нахожусь где-нибудь по делам. Вот сейчас я во Львове, приехал на книжную ярмарку. Так что на митинг не пойду. А если бы мог пойти, то скорее всего тоже не пошел бы — нереволюционный я человек. Я считаю, что для достижения перемен нужно заниматься своим делом. И если каждый своим делом будет заниматься хорошо, рано или поздно все улучшится. Конечно, у тех, кто ходит на митинги, есть своя правота, и я ее в значительной мере разделяю. Но считаю, что такими хождениями изменить ничего не удастся. Делай свое дело. А если свое дело делать мешают, нужно делать его вопреки. Вот если голову оторвут, тогда уж делать свое дело будет нельзя. Но, надеюсь, до этого у нас не дойдет.
Революции не будет
Андрей Колесников, обозреватель «Новой газеты», член правления Фонда Егора Гайдара:
— Всегда ходил, а в этот раз сомневаюсь. Хотя не исключено, что все равно пойду: перед коллегами неудобно — есть и такая мотивация помимо журналистских обязанностей. Но вполне очевидно, что очень важная митинговая стадия противостояния прошла и пора заниматься легальной политикой: никакой революции, как казалось в декабре прошлого года, не будет. Придется заниматься политикой на чужом поле по чужим правилам, которые меняются на ходу, но другого пути в принципе нет: режим сам не отсохнет, человеческого материала на Поклонную гору хватит, а элита, еще не перешедшая на сторону контрэлиты, добровольно не улетит со стерхами в Африку или с «Булавой» в небо.
С ногами на стол
Рудольф Чичиков, экономист, блогер:
— Я раньше ходил, а теперь не пойду. Последней каплей стали «пуськи», вернее, то, как общество отреагировало на их выходку. Я человек невоцерковленный, но крещенный, я из тихо верующих. Меня эта ситуация выбила из колеи. Есть же какие-то границы. Саму их выходку я даже не хочу обсуждать, обычное хулиганье, но дело-то не в них. Возмутило то, что люди умные, образованные, много что испытавшие в жизни встают на защиту того, что защищать нельзя. Ну нельзя! Я понимаю, что кому-то было приятно, что они против Путина, кому-то было приятно, что они против патриарха. Но это же не повод залезать ногами на стол! А теперь, я смотрю, на митинг зовут те же люди, кто воспевал ту выходку. Я с ними не хочу стоять в одной толпе.
Чума на оба ваши дома!
Владимир Милов, лидер парии «Демвыбор»:
— Я не смогу пойти. Раньше ходил. Хотя «Демвыбор» пойдет и наши флаги будут. Но я же не активист. Я лидер, а это значит, что ко мне на маршах подходят люди и спрашивают об отношении к митингам, спрашивают, куда мы движемся, и теперь все сложнее становится это объяснять. Организаторы митингов предлагают нам играть в старую игру «а давайте пусть выйдет миллион!». Выйдет миллион — тогда Путин испугается и убежит. А ведь даже если выйдет миллион — он просто постоит, этот миллион, и разойдется. Очень низок процент «солдат», готовых на все ради своих лидеров, готовых в случае чего к силовым действиям. Но даже если это случится, власть как раз очень хорошо готова к силовому противостоянию, это для нее очень удобный сценарий. То есть игра в миллион не имеет большого смысла. Сами по себе марши ничего не изменят. Они должны быть частью стратегии. А сейчас марши совершенно сами по себе, они оторваны от реального политического плана, они как длящийся сериал по самопиару некоторых лидеров.
Я думаю, завтра придет столько же людей, сколько было на предыдущем марше. Потому что идет постоянная ротация. Кто-то добавляется, потому что через полгода после 4 марта не видит никакого желания власти меняться. А кто-то уходит, потому что не видно, куда ведет оппозиция. Одно уравновешивает другое. Так сказать, чума на оба ваши дома.
Окуджава бы пошел с нами
Юлий Ким, бард:
— Ходил и сейчас бы обязательно пошел, жаль, не получается. С радостью подышал бы воздухом свободы. В свое время о восстании декабристов говорили, что оно было совершенно бесперспективно и заранее обречено на неуспех. Но оказалось, что от него возник резонанс, который достиг многих следующих поколений. Такого рода мероприятия всегда вызывают резонанс. Во что он оформится — бог весть. Появилась же Лига избирателей после прогулки литераторов по бульвару. Я называю ее «прогулкой фраеров», и к ней непременно бы присоединился автор этого определения Булат Окуджава, доживи он до наших дней. Какой результат даст этот митинг, не знаю. Резолюцию какую-нибудь примут, наверное. Но не в резолюции дело — процесс прекрасен.
Событие светской жизни
Анна Гудкова, продюсер, программный директор Generation Campus:
— Я никогда не была аполитичной. Хотя сейчас пыл поугас. Потому что это стало модно. А на модные митинги не хочется ходить. Это теперь как поход в модный клуб. Марш стал событием светской жизни. Вот если бы митинг был бы на следующий день после суда над «пуськами», на марш вышли бы все, но это была эмоция той минуты. Теперь уже месяц прошел. Ведь суть закона в том, что ни один не имеет преимущества и ни один не может быть осужден жестче или мягче, чем другой. Если это не так, это абсурдно, и это сплотило бы людей.
Мы попали в ловушку
Александр Архангельский, писатель:
— Я не могу пойти в этот раз — едва ли не впервые за все время протестов, по причинам, от меня не зависящим. Если бы у меня была возможность, обязательно пошел бы, причем в колонне «образованцев». Раньше шел сам по себе, примешиваясь то к тем, то к этим, но сегодня все настолько перегрызлись и запутались, что единственная группа протеста, с которой я без зазрения совести себя ассоциирую, — эта. Все мы одинаково возмущены отстойной и сползающей в архаику властью, но цели у всех слишком разные. И во все ловушки, аккуратно расставленные властью, мы за эти месяцы попались. Но не участвовать — невозможно. Будущее не сулит больших надежд, однако возвращение в недавнее прошлое равносильно гарантированной гибели.