— Как вам вообще удается попадать на выставки и показывать свое искусство людям? Цензура — первое, что приходит на ум, когда видишь ваши работы...
— Как-то само собой получается. Вот, например, в Питере мне негде выставляться. В Москве, слава богу, в последние годы удается появляться — здесь как-то посвободнее. Про питерские площадки можно сказать, что они боятся всего. И это понятно — в любом, более глубинном городе, который не Москва, с искусством вообще сложнее.
— А как насчет ценностей, которые вы высмеиваете? Ведь чем дальше от Москвы, тем глубже в них погружен народ, и там, казалось бы, ваше искусство тем более востребовано.
— Дело не в народе, а скорее в функционерах. Я много ездил по русским городам с «чемоданными» выставками — везде есть вполне адекватная молодежь, которая с радостью воспринимает все новое. Дело в том, что они не имеют в творческом смысле права голоса, у них нет возможностей выставляться, играть, самовыражаться так, как им хочется. А ценности в России везде одинаковые.
— Вы начинали с разрисовывания афиш, с так называемого хард-джампинга. Это вы сами придумали?
— Хард-джампинг придуман нами и был фирменным стилем нашей группировки «Протез», куда входило три художника: я, Александр Вилкин и Игорь Межерицкий. Временно мы не делаем совместных проектов, поэтому сейчас я занимаюсь немного другими вещами.
— Насколько это опасный вид творчества? Думаю, поклонники Баскова и органы правопорядка были не в восторге.
— Были частые приводы в ментовку. Мы перерисовывали питерские афиши в режиме живого времени, делали это по ночам — конечно, были столкновения с гопниками и с тогда еще милицией. Понятно, что за это чего-то совсем серьезного получить нельзя, к тому же мы, как правило, просчитываем риски.
— Как мы знаем, за искусство у нас можно получить и срок. Чувства верующих вы не оскорбляете в своих работах?
— Тема религии меня мало волнует. В цикле «Приговор для Продротова» эта тема представлена одной картиной, но кавалькада других событий в жизни Продротова — заблуждений, ложных ценностей, иллюзий — делает этот эпизод незначительным.
Мы накачали порнографических картинок из интернета и проиллюстрировали историю успеха некоторых известных художников
— По какому принципу вы выбирали человеческие заблуждения, пороки?
— Цепь событий этого цикла можно продолжать бесконечно — наша жизнь полна примерами. Практически все мои последние выставки построены по принципу энциклопедии грехов — предыдущая работа называлась «Русские черти», где всякие невзгоды изображались в виде чертей. Остановиться в какой-то момент — значит сделать работу конкретной.
— Почему вы считаете, что, например, рабский труд рядового, но мотивированного продавца в сетевом супермаркете — это зло и тотальное заблуждение?
— Работа в корпоративном аду — неотъемлемая часть жестоких реалий нашей страны, только и всего. И если на Западе эта система зачастую еще бредовее, но не так видна в контексте общего благополучия, то на нашей земле впитывает специфический колорит и становится страшной и абсурдной. Я живу в этой стране, поэтому представляю себе это очень хорошо, — я почти не был нигде за границей.
— Тот сюр, который вы переносите на холсты, больше присущ регионам, где мало кто играет в буржуазные ценности, а живет теми, которые окружают. Где вы черпаете сюжеты? Петербург все же столица, хоть и не первая.
— Петербург очень провинциальный по сравнению с Москвой. Но, думаю, и в Москве люди имеют дело с таким же жутким и жалким существованием. Это проблема не только системы и всего окружающего, но в первую очередь человека самого, который не может выйти за рамки каких-то обывательских представлений о жизни.
— Ваше творчество может как-то помочь ему прозреть?
— Нет, я вообще не ориентирую свое творчество на тех, кто находится в плену иллюзий, я обращаюсь к таким же, как я сам. Люди должны действительно улавливать какие-то хорошие эмоции, видеть вещи, которые очевидны для них самих, и понимать, что они не одни так думают. Я всегда, когда делаю выставку, ориентируюсь на себя, мне было бы прикольно такое видеть. Мне не хватает именно такого искусства, которое я сам делаю, которое о серьезных вещах говорило бы без поучений, но с тотальной иронией и черным юморком. А в то, что какому-то чужому человеку можно открыть на жизнь глаза, я не верю. Это слишком утопическая мысль, не подтвержденная на практике.
Аутсайдерское искусство
В 2013 году в центре современного искусства «Гараж» прошла выставка «Музей всего», которая впервые познакомила москвичей с аутсайдерским искусством — работами шизофреников, «бесталанных» неумех, заблуждающихся гордецов — в общем, непрофессионалов, а точнее, аутсайдеров. Аутсайдерское искусство — понятие, объединившее произведения художников, которые работают вне принятых арт-институциями догм и понятий. Впервые внимание на творчество заключенных, социально заблудившихся, чудаков, одиночек и авторов с заболеваниями психики обратил нью-йоркский American Folk Art Museum в 1960-х годах. В Европе тем временем появился термин «ар-брют», введенный в обиход французским художником Жаном Дюбюффе, — по сей день термин характеризует творчество, находящееся вне культурных шаблонов.
— Вы не считаете, что таким образом унижаете среднестатистического россиянина?
— Ничуть. Я уважаю его — мои работы вполне гуманистические.
— В составе трио «Протез» вы не только писали красками, но проводили мероприятия, снимали кино, читали лекции. Что вы транслировали своим поклонникам?
— Мы читали лекцию про то, как стать успешным художником. Она высмеивала штампы успеха арт-комьюнити, в которое я в принципе не вхожу, где бытует мифология про то, что там все держится на личных связях, — мы довели этот миф до тотального абсурда: накачали порнографических картинок из интернета и проиллюстрировали историю успеха некоторых известных художников. Мы вообще очень любим прием доведения до абсурда, когда ты возводишь трагедию в статус бреда и начинаешь над проблемой смеяться — считай, ты ее победил. Мы провели несколько акций, одна из них — «Подарки для лохов и импотентов» (название мы позаимствовали из надписи в подъезде), которая прошла во время открытия коммерческой выставки какого-то общества коневодов. «Протез» стоял в фойе с картинами, с которыми было не жалко расстаться, — и любой мог получить их совершенно бесплатно, оставив свои паспортные данные и расписавшись в своем удостоверении лоха, или импотента, или же того и другого одновременно. Акция выявляла степень трезвого отношения общества к себе — молодежь веселилась, зашоренные просили записать их гигантами секса.
— Каковы основные темы вашего творчества и арт-группы «Протез»?
— У нас есть манифест, где мы написали о том, что делаем и какие темы раскрываем — это секс, насилие, безумие, наркотики и война. И приписали: «разрабатываем новый позитивный образ России» — фраза, взятая из газет, там она часто упоминалась. Например, есть прекрасная газета «Петербургский дневник» — непревзойденная в своем маразме газета. Мы ею вдохновляемся.
Граффитчики и прочие уличные тусовки либо тупые, либо пафосные
— Какое-то время на улице Солянке и еще кое-где в центре Москвы кто-то из ваших последователей художественно и очень метко портил афиши с лицами эстрадных исполнителей. Вы не знакомы с творчеством этих людей или с ними лично?
— К сожалению, нет. Но я рад, что в Москве у нас есть подражатели — я вообще очень люблю аутсайдерское искусство. Традиционные граффитчики и прочие уличные тусовки либо тупые, либо пафосные. Сейчас я берусь писать статью в журнал «Диалог искусств» об аутсайдерском стрит-арте — это уличное искусство, которое сделано аутсайдерами: сумасшедшими, нехудожниками. Начиная от безумного харьковского художника Митасова (Олег Евгениевич Митасов, 1953–1999 годы, — городской сумасшедший, предположительно страдал шизофренией; прославился в Харькове в середине 1980-х годов многочисленными надписями на заборах и стенах домов, состоящими из несвязных слов. — «МН») и кончая нашими днями — например, художником из Владимира Сергеем Сотовым, дедом ультраконсервативных взглядов, который с помощью ксерокса делает работы на остросоциальные темы. Такое аутсайдерское искусство меня вдохновляет больше, чем профессиональное, — оно живее и непосредственнее.
— В Москву не хотите переселиться?
— Это чисто технически трудно. Жилье дорогое. Но подумываю.