Бен Элтон. Два брата. Перевод с англ. Александра Сафронова.
М.: Фантом Пресс, 2013.
Бен Элтон, блистательный британский острослов и виртуоз комедийных технологий, прежде радовавший своих поклонников, издеваясь над трендами массовой культуры («Смерть за стеклом», «Попкорн», «Звонок из прошлого»), выступает в непривычном для себя амплуа. Действие «Двух братьев» разворачивается параллельно в двух временах. Берлин 20-х: в одном из родильных домов на свет появляется двойня; пикантность событиям придает тот факт, что роженицу везут в больницу на бакалейной тележке, меж тем как в тот же миг на другом конце страны злобный карлик призывает истребить виновных в поражении великой Германии. Несмотря на то что в колыбельке вскоре качаются два здоровых малыша, тайна их рождения известна лишь двум людям — их родителям, которые вскоре по милости судьбы и происхождения попадут в переплет истории, помеченной старинным индуистским знаком. Свое продолжение эта интрига получит спустя тридцать с лишним лет, когда британский дипломатический работник с неприметной фамилией Стоун устремится в Германию на поиски своих утраченных близких. Элтон не просто изменил сам себе: написал настоящую драму по мотивам собственной семейной истории, он создал, пожалуй, один из лучших портретов Берлина периода между двух мировых войн. Он разобрался с тем, как в разумную топографию этого прусского города вмешалась энергия массового помешательства.
Цитата: «Ах, это я ополоумел? Ладно, тогда скажи: не собирается ли твой драгоценный Карлсруэн всучить тебе копье и крылатый шлем?» Фрида замялась. Муж попал в точку. Ей самой казалось смешным и слегка диким, что она, молодая еврейка, будет изображать дух немецкого народа, опасаясь, как бы не закапало молоко из грудей. «Ну... да, — улыбнулась она. — Копья и шлемы поминались, верно». «Крылатый шлем». «Ну иногда. В образе Рейнской девы». Теперь и Вольфганг чуть усмехнулся: «Значит, будешь стоять совсем голая, но в крылатом шлеме?»
Вальтер Беньямин. Краткая история фотографии. Перевод с нем. Сергея Ромашко. Послесловие Владимира Левашова.
М.: AdMarginem, 2013.
Под одной обложкой вышло три классических эссе («Краткая история фотографии», «Париж — столица девятнадцатого столетия», «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости»), написанные Беньямином в 30-е годы, то есть в то время, когда по отношению к фотографии совсем недавно произносились подобные тексты: «Человек создан по подобию Божию, а образ Божий не может быть запечатлен никакой человеческой машиной». По сути, Беньямин был первым, кто исследовал новый взгляд на искусство, который родился одновременно с возможностью бесконечно воспроизводить изображение, уточняя и одновременно девальвируя изначальный образ. Беньямин очень точно угадал главное: не только очевидную доступность новых визуальных технологий, но и ту мутацию взгляда обывателя, которую подобный демократизм за собой влечет. «С техникой кино, — иронично написал он, — так же как и с техникой спорта — связано то, что каждый зритель ощущает себя полупрофессионалом в оценке их достижений».
Цитата: «Но в конце концов в сословие профессиональных фотографов хлынули со всех сторон деловые люди, а когда затем получила повсеместное распространение ретушь негативов — месть плохих художников фотографии, — начался быстрый упадок вкуса. Это было время, когда начали наполняться фотоальбомы. Располагались они чаще всего в самых неуютных местах квартиры, на консоли или маленьком столике в гостиной: кожаные фолианты с отвратительной металлической окантовкой и толстенными листами с золотым обрезом, на которых размещались фигуры в дурацких драпировках и затянутых одеяниях — дядя Алекс и тетя Рикхен, Трудхен, когда она еще была маленькой, папочка на первом курсе и, наконец, в довершение позора, мы сами: в образе салонного тирольца.
Филип Шенон. Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди.
М.: Corpus, 2013.
Весной 2008 года, когда Филип Шенон сидел за рабочим столом в вашингтонском офисе газеты The New York Times, раздался телефонный звонок. Звонил человек, представившийся американским юристом, бывшим штатным сотрудником комиссии Уоррена (официальная группа, расследовавшая убийство Кеннеди). «Вы должны рассказать миру нашу историю, — сказал голос в телефоне — Мы все уже в преклонных летах, но многие из тех, кто работал со мной в комиссии, еще живы, и, может быть, сейчас нам представилась последняя возможность объяснить, как все происходило на самом деле». Так началось журналистское расследование, длившееся пять лет, в ходе которого легендарному корреспонденту The New York Times довелось реконструировать историю самого нелогичного убийства двадцатого века. И хотя изначально автор предполагал просто честно рассказать о деятельности группы Уоррена, опираясь на информацию из первых рук, книга «Анатомия убийства» в итоге стала своего рода собственным детективным расследованием ее автора. Сенсационное расследование американского журналиста вышло в России одновременно с Америкой.
Цитата: «Пятьдесят лет — на самом деле даже больше, поскольку часть повествования отсылает к происходившему задолго до 22 ноября 1963 года — высшие должностные лица во властных структурах США, особенно в ЦРУ, не говорили правды об этом убийстве и о событиях, которые к нему привели».