В серии «МН» «Легенды зимних Олимпиад» Борис Михайлов рассказывает о комсомольских собраниях, раскрывает нескромные предложения из НХЛ и до сих пор с содроганием вспоминает тренировки Анатолия Тарасова.
«На фильм о Харламове не обиделся»
— Хотите или нет, но у молодого поколения представление о вашей эпохе теперь надолго будет связано с фильмом о Валерии Харламове «Легенда №17». Как участники тех событий относятся к этой ленте?
— Если не обсуждать фильм как таковой, а говорить только о хоккее, там показана полная чушь. Большинство показанных историй действительно имели место, но произошли они совсем не с Валеркой. Все перепутано. Возможно, потому что одним из консультантов фильма выступал его сын Саша, который во времена Суперсерии даже не родился.
— Вас не приглашали стать консультантом фильма?
— Пару раз мы встречались, мне даже предлагали деньги за работу, но я сразу сказал, что никаких денег, это в память о друге. Видимо, в конце концов съемочная бригада решила показать другой взгляд на те события. Никаких проблем нет, я не обиделся. Это лишь кино.
— То есть вам не обидно оказаться на вторых ролях, как бы массовкой у главного героя?
— Знаю, что есть те, кому обидно. А мне не обидно. Я не тщеславный человек. Мне не надо лезть наверх и всегда находиться на виду. Было дело — пытались протолкнуть в политику, предлагали ряд хороших постов. Сказал: «Я хоккеист. И останусь им».
— Но при этом, как известно, все равно вступили в партию «Единая Россия».
— То же самое. Когда пришел написать заявление, предупредил: «Начнете меня куда-нибудь толкать, сразу выйду». Другие счастливы были бы от таких предложений, а мне это просто не надо.
— А как вступали в КПСС?
— Нам говорили: вот вы ведущие игроки ЦСКА, почему не вступаете в партию? Ну давай, говорим, пиши.
— Партсобрания долгие были?
— Когда как. Помню, меня за два бокала шампанского на всех собраниях год чесали. А дело было так. Мы ехали на товарищеские игры в Пензу в поезде. Сидим в купе, пьем шампанское. А я у двери сидел, думаю, дай подшучу. И говорю: ребята, Фирс (Анатолий Фирсов, в то время играющий тренер ЦСКА. — «МН») идет! Они все моментально убрали, а как поняли, что это шутка, обложили меня, ну как могут пять мужиков обложить. И тут я вижу, что Фирс действительно идет. Я им опять: ребята, тревога! А они только руками машут. Ну что делать, я вылетаю навстречу Фирсову в коридор со словами «Васильич, ты куда?» и погромче так стараюсь, чтобы предупредить. А от самого-то шампанским так и прет. Так и закрутилось все. Но в один момент я не выдержал и на клубном партийном собрании встал и говорю: что же вы меня за два бокала шампанского вот уже год полощете?! Вы вот тут все коммунисты, не пьете, что ли? Что вы из меня за два бокала алкоголика делаете? Мне в ответ: коммунист товарищ Михайлов, не распускайтесь! Но с тех пор все прекратилось.
«От тренировок Тарасова на асфальте резиновые подошвы от кроссовок оставались»
— Когда мы перед интервью рассматривали ваши домашние фотографии, вы сказали об одной из них: «Вот наша дворовая команда, и я уже в ней капитан». Получается, быть капитаном — ваше призвание?
— Ну вот собирается шпана во дворе. Кто-то в ней должен быть лидером. В нашем дворе заводилой был Женька Мишаков, мой будущий многолетний партнер по сборной. А вот капитаном дворовой хоккейной команды почему-то стал я. Хотя был младше. Это как в семье. У нас папа очень рано умер — мне тогда всего девять лет было. И мама, уезжая на работу, меня оставляла за главного, хотя я был младше на четыре года самого старшего из братьев.
В свое первое межсезонье в ЦСКА всерьез задумывался о том, чтобы сбежать. С семи до восьми — зарядка. Ну как зарядка... Тяжеленные камни бросаешь с места на место
— Что включало в себя понятие «быть капитаном» в ваше время?
— У Анатолия Владимировича Тарасова это означало: «Играй лучше, чем все остальные. С тебя отдельный спрос». Если проиграли, то виноват в первую очередь капитан.
— Тренировки у Тарасова — это правда была такая жуть, как рассказывают?
— Мягко говоря, я не был слабаком. Но в свое первое межсезонье в ЦСКА всерьез задумывался о том, чтобы сбежать. Вот вам распорядок дня на сборах в Кудепсте. С семи до восьми — зарядка. Ну как зарядка... Тяжеленные камни бросаешь с места на место. С 11 до 12.30 при 35-градусной жаре, когда на асфальте резиновые подошвы от кроссовок остаются, — тренировка по ОФП. С 17 до 19 — вторая такая же тренировка. А для особо непонятливых третья — с 21 до 22. Ночью толком не спится от усталости. Только закемаришь под утро, как: «По-о-о-дъем! На зарядку!» И в какой-то момент я понял, что больше не могу.
— Что удержало?
— Только разговор со вторым тогда тренером ЦСКА Борисом Кулагиным, который сказал: «Не переживай. Если не выдержишь, мы тебя сами уберем. Выживешь — будешь играть».
Борис Михайлов о детстве и первых шагах в хоккее
«Спать на клюшках и есть с клюшек»
— Свой первый разговор с Тарасовым помните?
— Конечно. Анатолий Владимирович сказал, что в хоккей я играть не умею, но ему нравится мой характер и бесстрашие. Остальному, мол, научим — если только спать буду на клюшках и есть с клюшек. Вышел от него с горящими ушами. Хотя Мишаков предупреждал, что общается главный тренер только так.
— Заиграли сразу?
— Если бы. Начало сезона то играл, то не играл. Помню, комсомольское собрание, и знаменитый Анатолий Фирсов начинает на нас, молодых, как сейчас говорят, наезжать. Я за словом в карман никогда не лез, говорю: «Толя, так мы не выходим на площадку! Дайте три матча — и мы покажем, что умеем. Не оправдаем доверие — будем дальше тренироваться и лавку полировать». Тарасов ни слова не проронил, лишь слушал. Но после этого мы стали получать игровое время.
— «Мы» — это та самая легендарная тройка Михайлов–Петров–Харламов?
— Не сразу. Мы с Володей Петровым поиграли с разными партнерами. Еще была история, как Тарасов решил забрать у нас Валерку, чтобы, как он сказал, продлить спортивную жизнь Фирсову и Рагулину. Мы это очень болезненно восприняли, так как за это время по-настоящему сдружились. Воссоединил нас только спустя некоторое время Кулагин. И уже до конца карьеры мы играли только втроем. И проигрыш микроматча в любой игре был для нас ЧП, такие случаи за 13 лет можно по пальцам пересчитать.
— Когда вы поняли, что ваша тройка становится по-настоящему великой?
— Это очень громкое слово. Поняли, что многое получается, уже после первой победы на чемпионате мира — в 1969 году в Стокгольме. Всем молодым ребятам той сборной сразу же дали удостоверения заслуженных мастеров спорта. Тарасов очень возмущался — раньше звания давали за две-три победы. Только министр спорта Сергей Павлович Павлов твердо сказал: «Они заслужили».
«Для меня Кубок Стэнли — пустой звук»
— Суперсерию с канадцами 1972 года вы действительно воспринимали как самый серьезный вызов в карьере?
— Лучше расскажу историю — для понимания. Пару лет назад был дома у участника Суперсерии Ивана Курнуайе — там снимали какой-то фильм к юбилею этих матчей. И у него на стене висит девять перстней обладателя Кубка Стэнли. И выше них только надпись: «Победитель Суперсерии-72». Понимаете, и для нас, и для канадцев это было как на другую планету слетать. И тут даже вторично то, что мы в итоге проиграли.
— Перед поездкой не было «накачек» — мол, ребята, проигрывать нельзя?
— К Брежневу не ездили, сразу скажу. Хоккеисты вообще с ним, вопреки молве, встречались считаное число раз. Разговаривали с работниками центрального аппарата партии, не выше. Истерик и требований «не посрамить честь» — такого точно не было.
С чехами было очень тяжело играть. Тяжелее, чем с канадцами. Из-за известных политических событий они нам в буквальном смысле плевали в лицо
— Разговоры о контрактах на миллионы долларов, которые нашим хоккеистам якобы предлагали в Канаде, имеют какую-то почву под собой?
— С нашей тройкой такая история была как раз в Торонто. Подходит хозяин клуба: «Вот контракт, миллион долларов, завтра надеваете форму клуба». А сзади стоит «Василий Васильевич» — так мы называли людей из органов. И у меня не было иного выбора, как ответить: «Спасибо, но мы советские миллионеры». Хозяин говорит: «Извините, не к тем людям обратился».
— Не было соблазна все бросить и остаться?
— Во-первых, у нас на родине остались семьи, как мы без них, что с ними будет? Даже думать об этом не хотелось. Во-вторых, лично для меня этот ваш Кубок Стэнли — пустой звук. Я даже фотографироваться на его фоне долгое время не соглашался — из принципа. Звание чемпиона СССР вызывало гораздо больше эмоций. Не скрою, теоретически попробоваться в НХЛ желание было — проверить свои силы, да и подзаработать. Бывало, обсуждали эту тему с ребятами. Но не больше.
— Что поразило в Канаде больше всего?
— Экипировка. У нас же только отечественная амуниция была, качество... сами понимаете. А тут подходят представители разных фирм, дарят полные наборы — от коньков до щитков. И представляете, мы все это увезли домой! (Смеется.) Женя Мишаков клюшкой как домкратом держал механические весы, чтобы они не показали перегруз. Я просто не представляю, как самолет взлетел с нашими баулами.
«Настоятельно попросили повесить коньки на гвоздь»
— Среди олимпийских достижений сборной СССР вашего поколения все помнят, во-первых, героическую победу над чехами в Инсбруке-1976…
— С чехами было тяжело играть. Очень. Я бы даже сказал, тяжелее, чем с канадцами. Из-за известных политических событий они с нами не церемонились. В буквальном смысле плевали в лицо. А у нас была строгая установка: не поддаваться на провокации. Ух как мы терпели, чтобы не ответить!
— …А во-вторых, поражение от студенческой сборной США в Лейк-Плэсиде-1980.
— Очень не люблю я вспоминать ту Олимпиаду. Неприятный осадок до сих пор. Олимпийская деревня находилась в тюрьме. Из-за этого мы постоянно недосыпали: любой шаг в коридорах отдавался гулким эхом. Холодина! В номере двухъярусные кровати и умывальник. Да и мы «молодцы»: у всех, включая руководство, настроение было — мол, надо только выйти на лед, забрать свое «золото» и уехать домой. Плюс грубейшие тренерские ошибки в самой игре — считаю, не надо было менять Третьяка. И вот так мы с ребятами остались без третьей олимпийской победы.
— Говорят, что главный тренер Виктор Тихонов так и не простил «старой гвардии» это поражение.
— Это тема, о которой я не люблю распространяться. Скажу кратко: то, что мы после Лейк-Плэсида так быстро закончили, было изначально его идеей. Уходить мы не собирались. Еще в сентябре я в трех играх с чехами забил пять голов. А в декабре меня настоятельно попросили повесить коньки на гвоздь.
— Сравните Тихонова и Тарасова?
— Как тренер Тихонов выиграл больше. Если брать только человеческие качества, то я лучше промолчу.
Борис Михайлов о российских турнирах и НХЛ
«Главное достижение — сохранили семью»
— Что такое быть звездой по-советски в материальном отношении?
— Жить чуть выше по уровню, чем обычные граждане. Да, у нас были более высокие зарплаты. Мы могли вне очереди купить машины — за свои деньги, естественно. Получали квартиры: один ребенок — двухкомнатную, двое — трехкомнатную. Пожалуй, это все привилегии.
— А заграничные поездки?
— Ну да. Едешь на Новый год на игры в Канаду, десять игр, по 100 долл. за каждую. Но не больше 600 в сумме — это правило. И день на разграбление, как мы говорили. Подарки жене, друзьям, детям. Покупали все подряд: мохер, водолазки, зонты… Джинсы? Нет, это не по моей части.
— Что считаете самым важным достижением в жизни?
— То, что удалось сохранить семью. В этом огромная заслуга жены Татьяны. На моих глазах не одна семья распадалась, не выдерживала постоянных разлук. А на спортивную судьбу грех обижаться. Не сбылись только два желания: попробовать себя в НХЛ и выиграть Олимпиаду как тренер. Все остальное на месте. Жив-здоров, верные друзья, прекрасные дети и внуки, люди на улицах до сих пор узнают. Что еще надо?
— Самый необычный приз в карьере?
— Хм… Наверное, шайба с цифрой 428 — числом голов в чемпионатах страны. До сих пор никто не побил. Думаю, лет пять мы с этим рекордом еще продержимся.