«Глубокие шахматы» и «простые смертные»
— Популярно ли в России спортивное телевидение?
— Трудно сказать… Мы на «НТВ-Плюс» освещаем очень много видов спорта, у каждого из этих видов своя сложившаяся аудитория. И запросы этой самой тематической аудитории «НТВ-Плюс» удовлетворяет практически в полном объеме. Если же смотреть на глобальный интерес телевизионной аудитории в общенациональном масштабе, то кроме футбола ее по большому счету почти ничего и не интересует.
— А что нужно сделать, чтобы спортивное ТВ стало более популярным?
— У меня встречный вопрос — а зачем это нужно? Не уверен, что необходимо во что бы то ни стало к этому стремиться, поскольку уровень охвата той аудитории, которая готова и хочет смотреть спорт, и так очень хороший. А глобальные спортивные события и без того смотрит вся страна.
Как весьма удачно подметил Борис Гельфанд, «блиц — это шахматы подворотни». Сильно усеченный контроль времени убивает внутреннее богатство игры. Как иногда шутят, доски не надо, можно просто по часам постучать
— «Шахматное обозрение» — единственная ТВ-программа о шахматах в России. Тяжело делать программу для весьма ограниченного круга людей?
— Действительно, когда делаешь подобную специализированную программу, то в первую очередь задумываешься: для кого? Дело в том, что шахматы, если показывать их в режиме трансляции, принятом в большинстве видов спорта, почти невозможно сделать по-настоящему интересными для нешахматной аудитории. Поэтому хронометраж наших программ вполне сознательно выбран таким, чтобы была возможность охватить и заинтересовать людей, находящихся за пределами узкой шахматной тусовки. Иными словами, продолжительность шахматной передачи должна быть не слишком большой. Главная же проблема шахмат (как минимум в телевизионном смысле!) состоит в том, что их чрезвычайно богатое внутреннее содержание, на пути познания которого высококвалифицированным шахматистам с помощью интуиции удается достигать поистине невероятных глубин, почти недоступно «простым смертным». Поэтому волей-неволей ведущему приходится выступать в роли популяризатора, адаптирующего материал подобно тому, как это делают авторы научно-популярных книг... ну, скажем, по физике элементарных частиц или квантовой гравитации. Иными словами, приходится постоянно балансировать между телегеничностью и содержательностью, динамичностью и продолжительностью. Ведь большинству зрителей вряд ли понравится, если вы будете полчаса рассказывать только об одной партии и долго смаковать один отдельно взятый ход.
— В советское время шахматная ТВ-программа была бы более популярной?
— Безусловно. Просто потому, что сами шахматы были намного популярнее, а пик этой популярности пришелся на матчи Карпова с Каспаровым. Как мне кажется, в то время можно было бы даже на общедоступном канале (других, кстати, тогда не было!) делать масштабную шахматную телепередачу с прямыми включениями. При наличии технических возможностей, конечно, и политической воли. В СССР того времени имелась совершенно уникальная массовая квалифицированная шахматная аудитория. Тогда даже в новостных выпусках сообщались результаты и подробности каждого тура национального чемпионата, а тексты партий, сыгранных не только в матчах за мировую шахматную корону, печатались во многих отнюдь не спортивных газетах. Ну а затем популярность шахмат резко пошла на спад. Ключевым фактором стало, как мне кажется, практически полное прекращение поддержки шахмат со стороны государства.
Постучать по часам
— Шахматы вообще хоть в каком-то виде могут быть телегеничными? Например, блиц?
— С одной стороны, блиц — это динамика, эмоции и напряжение борьбы. Но ведь секрет многовековой популярности шахмат — это загадка, это тайна, которую настоящий шахматист пытается (и зачастую не без успеха!) разгадать с помощью своего интеллекта. А в блице никаких загадок нет, это просто рефлексы, интенсивная работа рук, стук по часам и безумное количество ошибок. При таком темпе нет места для взлетов интуиции, для точных и качественных решений. Как весьма удачно подметил Борис Гельфанд, «блиц — это шахматы подворотни». Иными словами, сильно усеченный контроль времени — даже быстрые шахматы, не говоря уж о блице, — убивает внутреннее богатство игры. Как иногда шутят, доски не надо, можно просто по часам постучать. Поэтому регулярный показ по ТВ партий с таким количеством ошибок выливается в дискредитацию творческого начала и уникальных способностей человека-шахматиста, человека-творца.
— Вам случалось комментировать турниры онлайн в интернете? Легко ли работать в таких условиях?
— Да, и много раз. Легко работать, когда турнир имеет и высокий статус, и богатое спортивное содержание — тогда интерес огромен. Турнир претендентов или матч за звание чемпиона мира — эти громкие названия говорят сами за себя. Однако в этом году супертурниров стало непривычно много, и люди порой не успевают отойти от одного соревнования, как начинается другое. Болельщики просто не успевают переключаться, восстановить интерес к новому турниру. Мы становимся свидетелями парадокса, когда по-настоящему масштабное соревнование не вызывает того интереса, который еще два-три года назад — на фоне имевшегося «безрыбья» — был бы ему гарантирован. К тому же тем болельщикам (нашей «ядерной» аудитории), которые интересуются сутью партии, важнее видеть не картинку сцены, на которой стоят шахматные столики и сидят напряженно размышляющие гроссмейстеры, а позицию на доске. При этом комментатора, тщетно пытающегося удержать на протяжении 4–6 часов внимание аудитории, достаточно успешно (по большому счету) способны заменить специализированные сайты с компьютерной оценкой ситуации онлайн.
— Могут ли сделать шахматы более популярными такие персоны, как Магнус Карлсен?
— Появление прежде всего Магнуса Карлсена, но отчасти и Хикару Накамуры с Фабиано Каруаной вызвало очевидный всем финансовый подъем мировых шахмат. Сейчас в шахматном мире наблюдается вброс спонсорских денег. Что касается непосредственно Карлсена, то он не слишком типичен с точки зрения образа шахматиста. Во многих странах Европы можно встретить громадные растяжки с его изображениями, на которых он, например, рекламирует спортивную одежду. Я не уверен, что, выкладывая в социальных сетях информацию о прыжках с вышки в воду или о количестве подтягиваний, вы наиболее эффективно популяризируете шахматы, но при этом очевидно, что Магнус сейчас выполняет ту роль, которую в свое время играл Роберт Фишер. Суть ее сводится к простой констатации: «Наш обыгрывает всех!» С этой точки зрения Магнус Карлсен очень похож на Фишера, Карпова и Каспарова, которые в период взлета выигрывали большинство турниров, в которых участвовали. В нем горит внутренний огонь, чувствуется напор.
Я не знаю, зачем в свое время ради решения сиюминутных пропагандистских задач человека низвели до статуса какого-то низшего существа в сравнении с машиной
— А в России есть шахматист, которого можно было бы раскрутить, как норвежца, из которого удалось бы сделать медийную персону?
— Для этого нужно выигрывать много и стабильно. Как в свое время Анатолий Карпов, который после скандальных противостояний с Корчным и срыва матча с Фишером именно блистательными турнирными победами доказал всем, что является сильнейшим в мире. Сейчас такого шахматиста в России я не вижу. Главные успехи Владимира Крамника, как мне кажется, уже позади, а Сергей Карякин и Александр Грищук не готовы отречься от обычных человеческих радостей, без остатка посвятив себя борьбе за шахматную корону. Ведь чтобы стать мировым чемпионом, нужно страстно этого желать, забыть обо всем, кроме поставленной цели.
За шахматиста говорит имя, а не звания
— Интересна ли сейчас такая тема, как человек против компьютера, или она уже ушла в прошлое?
— А почему нет? Я не знаю, зачем в свое время ради решения сиюминутных пропагандистских задач человека низвели до статуса какого-то низшего существа в сравнении с машиной. Да, человек достаточно часто ошибается, причем ошибается по-глупому, — и от этого он избавиться не может. Но человек креативен, тогда как даже самые продвинутые программы и суперкомпьютеры не смогли полностью избавиться от своих чисто машинных недостатков. По большому счету все у них сводится к обычному просчету вариантов. Мне кажется, очень показательными оказались соревнования по правилам freestyle, когда против мощнейшего компьютера, обладающего дикой производительностью, играли даже не гроссмейстеры, а просто находящиеся «в теме» квалифицированные кандидаты в мастера, которые имели право посматривать в ноутбук, на котором была установлена слабенькая шахматная программа, позволявшая им избегать явных тактических ляпов. Как показала практика, суперкомпьютеры в таких соревнованиях выглядели отнюдь не блестяще...
— Вы согласны с тем, что сейчас девальвировалось звание «гроссмейстер»?
— Знаете, когда я получил в 1977 году от Госкомспорта удостоверение «гроссмейстер СССР», оно имело номер 44. Тогда можно было, не слишком напрягаясь, назвать имена всех шахматистов мира, имевших звание «международный гроссмейстер». Однако после прихода в 1982 году на пост президента ФИДЕ Флоренсио Кампоманеса в целях дальнейшей популяризации шахмат был брошен клич: «В каждой стране должен быть свой гроссмейстер». И этого результата удалось (за малыми исключениями) успешно достичь...
— Сейчас ходят разговоры о том, что пора бы ввести звание «супергроссмейстер». Это действительно необходимо?
— Есть такой анекдот, согласно которому известного ученого представляют Эйнштейну, и этот ученый, немного смущаясь, долго перечисляет свои многочисленные звания и регалии. А в ответ, пожимая протянутую руку, слышит: «Альберт Эйнштейн». За шахматиста, как мне кажется, также должны говорить имя и результаты, а не звания.
Хоккейный патриотизм
— В мире спорта есть люди, которые вызывают у вас не просто уважение, а искреннее восхищение?
— Можно выделить Льва Яшина, с которым я был немного знаком, — великий человек во всех отношениях. Совершенно необычайное, выдающееся, абсолютно новое творил на поле Йохан Кройфф. Он восхищал своей игрой, став стержневым звеном того футбольного чуда, которое явилось нам в лице амстердамского «Аякса» и сборной Голландии, а затем — уже в качестве тренера — повторил это чудо в «Барселоне». Гениально работал в «Торпедо» и киевском «Динамо» Виктор Маслов, который за короткое время создал великие команды.
— Какое событие в мире спорта стало важнейшим для России в последние годы?
— Победы наших хоккеистов на чемпионатах мира среди взрослых и молодежных команд. Эти победы дали светлое и позитивное ощущение, надежду на то, что наш хоккей поднялся до советского уровня. Хотя «советский уровень» тоже относительное понятие. В том же футболе отдельные победы наших клубов и сборной я воспринимаю не столь восторженно.
— Россия — спортивная страна?
— Честно говоря, я не слишком понимаю, что такое «спортивная страна». Но если попытаться наполнить это понятие каким-то содержательным смыслом и сравнить с другими странами, то я не уверен, что Россию можно называть спортивной. Даже если смотреть с точки зрения большого спорта, все не так однозначно, как кажется со стороны.
— Есть ли в нашей стране вид спорта, который можно считать национальным?
— Пусть не национальным, но, безусловно, очень популярным является футбол. Я и сам отношу себя к любителям этой игры. Регулярно смотрю испанскую примеру, английскую премьер-лигу, крупные международные турниры (Лигу чемпионов, чемпионаты мира и Европы), но к матчам нашего чемпионата достаточно равнодушен. На меня очень сильное впечатление производит то, как развивается КХЛ, но я подозреваю, что любимым видом спорта хоккей в России является только в отдельных регионах. В свободное время я часто смотрю матчи КХЛ в HD-качестве и получаю от этого громадное удовольствие. Конечно, наш Открытый чемпионат России пока что послабее НХЛ, но почему-то матчи заокеанского чемпионата меня практически не интересуют — выходит, что в хоккейном плане я весьма патриотичен.