— У вас нет ощущения, что сейчас в футболе, и не только в российском, наступила эпоха перемен?
— Если говорить о РФС, всегда, когда приходит новый руководитель на такую знаковую должность, в принципе должны быть перемены. Ясно, что многое будет меняться с точки зрения чистоты футбола. Будет меняться система лицензирования футбольных клубов — мы же знаем, что здесь многое было непрозрачным, и порой к соревнованиям допускались клубы, у которых были большие задолженности по зарплатам футболистов или по трансферам, или не было гарантий финансирования на весь сезон. Они допускались с удобной формулировкой «условно», и в результате множество клубов снималось с соревнований. Зная Толстых, думаю, что здесь отклонений от регламентных норм не будет. С ним считаются многие руководители регионов. Иногда они приезжают, чтобы выяснить, что за люди из офшорных зон руководят региональными клубами или откуда взялись такие глобальные долги у их команд. Футбольный мир чувствует эти изменения, у кого-то появляется беспокойство, у кого-то, наоборот, надежда. Так что я думаю, что этот процесс очищения в российском футболе пойдет. Я так понимаю, что вообще у Толстых будет сделан акцент на работу с регионами. Для этого надо иметь финансовые возможности и хорошие отношения с Министерством спорта.
— То есть Толстых делает ставку на регионы?
— Не только. Например, принято решение, что в Бронницах будет создан центр для сборных команд. Мы о центрах много говорили, и тот, что в Бронницах, будет прообразом для других, который появится в регионах. У нас шел разговор и о том, что для национальной команды России и для молодежной сборной имеет смысл такой центр создать в «Лужниках».
— После 2018 года?
— Почему? Еще предстоят согласования с министром спорта и с мэром, но сейчас в «Лужниках» начнется реконструкция, и в ходе нее будет учтена возможность создания полноценной базы для сборной России.
— В РФС при этом открыто признают, что на федерацию идет экономическое давление. В частности, ушел из РФС «Газпром», а это был основной партнер сборной. Связано ли это с тем, что Толстых без восторга воспринимает идею Открытого чемпионата России и Украины, и таким образом президенту РФС дают понять, что он должен скорректировать свою позицию?
— Да, напряжение ощущается, но пиковую ситуацию, похоже, удалось преодолеть. Катастрофическое положение было перед самым началом отборочного цикла. Насколько я знаю, когда Толстых выбрали президентом РФС и он пошел знакомиться со сборной России, в самый последний момент выяснилось, что перед игроками не выполнены финансовые обязательства. Что им не перечислены деньги за чемпионат Европы. То есть из УЕФА уже деньги были давно получены, а до команды они не дошли, и на счетах РФС их тоже нет. И это выясняется чуть ли не перед дверями комнаты, где футболисты ждут нового президента. Я не могу сказать, как именно Толстых это удалось, но за очень короткий срок он сумел найти деньги, чтобы погасить не только этот долг, но и рассчитаться по премиальным за проведенные игры текущего отборочного цикла. Не исключено, что и это в том числе сказалось на отличных результатах.
Та же ситуация была с финалистами Кубка России. Деньги от спонсора были получены, а до команд они не дошли, и на счетах их нет. Я бы не назвал это финансовой блокадой, но это неразбериха, которую новый руководитель вынужден разгребать.
Были времена, когда нам национальную сборную одеть было не во что, и я шел в Олимпийский комитет, и они находили нам технического спонсора Reebok
Что же касается «Газпрома», то я не думаю, что уход компании связан с тем, что Николай Александрович не поддержал объединенный чемпионат. «Газпром» приходил в РФС вместе с Сергеем Фурсенко. Это были не столько партнерские отношения, сколько товарищеские. Как только Фурсенко покинул пост президента РФС, ушел и «Газпром». Это объяснимо, но я не могу сказать, что это нормально для цивилизованного общества. И это сказалось на финансовом положении. Но у РФС есть другие спонсоры, и федерация, насколько я знаю, старается четко исполнять свои обязательства, в том числе и перед тренером сборной России Фабио Капелло, и перед всеми его помощниками. А есть еще Розетти, и еще один иностранный советник по судейству, и весь аппарат РФС.
— Если бы не та петарда, что прилетела из секторов болельщиков «Зенита» и взорвалась под ногами голкипера «Динамо» Шунина, и питерскому клубу было засчитано техническое поражение, мы бы сейчас обсуждали вопрос об объединенном чемпионате?
— Думаю, что да. Эта идея не нова. Восемь лет назад мы вели очень статусные переговоры о возможности создания такого турнира, и со стороны Украины в них участвовали руководители топ-клубов. Но мы не сумели далеко продвинуться. Мы столкнулись со многими регламентными противоречиями: что за орган должен руководить такой лигой, под чьей юрисдикцией он должен находиться, кто будет принимать дисциплинарные решения в спорных ситуациях, кто в конце концов должен судить матчи такого турнира. А главное — не понятно было, что делать с местами в Лиге Европы и в Лиге чемпионов. Идея была заморожена, а сейчас появилась вновь. Причем раньше, чем взорвалась петарда. Сейчас, анализируя ситуацию, я почти уверен: скоропалительный перевод российского футбола на систему осень–весна был первым этапом подготовки к объединенному чемпионату. Слишком молниеносно все было сделано, слишком жестко и безапелляционно. А петарда стала катализатором, который ускорил процесс.
— Вы до сих пор проводите немало времени в УЕФА и ФИФА. Там в кулуарах обсуждают идею такого чемпионата?
— Там это никому не интересно. Президент Блаттер очень четко высказал позицию ФИФА по этому вопросу, жестко сказал, что это противоречит принципам Международной федерации футбола, и сам он не допустит этого. А президент УЕФА Мишель Платини, он такой человек, что никогда, не имея документов на руках, не будет говорить резких слов. А без одобрения ФИФА и УЕФА никакой объединенный чемпионат не состоится, это совершенно очевидно.
— Как в ФИФА и УЕФА, кстати, восприняли появление Толстых во главе РФС?
— Я не знаю, почему об этом Николай не рассказывает, но вскоре после выборов он по приглашению Блаттера поехал в штаб-квартиру ФИФА. Я как раз в это время был там. И весь день он провел в переговорах с президентом ФИФА, потом с генсеком, и тот провел его по всем департаментам. А потом они все вместе еще несколько часов совещались, и речь, я знаю, там шла не о мировом футболе, а исключительно о российском. Потом из ФИФА в Москву приезжала очень представительная делегация с уже готовыми проектами по развитию футбола в России, с предложениями по структуре управления. Такая же работа была проведена и с УЕФА. У Толстых также были встречи с Мишелем Платини и с генсеком Европейского футбольного союза.
— Зепп Блаттер остается сейчас самым влиятельным человек в ФИФА?
— Да, он, бесспорно, номер один в мировом футболе. У президента были непростые времена, но он сумел отразить все атаки, в том числе и очень серьезную со стороны британской федерации и прессы. Он сумел настоять на пожизненной дисквалификации таких персон, как Бен Хаммам или Джек Уорнер. Бен Хаммам, между прочим, был президентом Азиатской конфедерации футбола, а Уорнер — вице-президентом ФИФА, это были очень сильные фигуры. А сейчас Блаттер напрямую заключил контракт с Интерполом. Так что он уверенно смотрит в будущее. В конце мая состоится конгресс ФИФА, и никаких тревог по поводу будущего Блаттера ни у кого нет. Переизбираться ему в 2015 году, и я уверен, несмотря на то, что на днях ему исполнилось 77 лет, он собирается идти на очередной президентский срок.
Футбольный мир чувствует все изменения, у кого-то появляется беспокойство, у кого-то, наоборот, надежда. Так что я думаю, что процесс очищения в российском футболе пойдет
— Кто сейчас второй человек в ФИФА по влиянию?
— Если не брать генсека Жерома Вальке, который довольно влиятелен, но все-таки наемный работник, я бы назвал Мишеля Платини и Анхеля Мария Виллара — президента Испанской федерации футбола. У Европы сейчас очень сильны позиции. В Азии президента конфедерации сейчас нет, Океания не конкурент, у африканского лидера Иссу Хаяту нет амбиций в ФИФА, Южная Америка занята своими проблемами.
— Какова вероятность, что чемпионат мира 2022 года в Катаре перенесут на зиму?
— Теоретически это возможно. Но такое решение будет приниматься только после тщательных маркетинговых исследований. От доходов, полученных от чемпионата мира, ФИФА живет четыре года. Других источников у нее нет. А значит, любая ошибка может дорого стоить. Зимой у футбольного чемпионата мира могут быть другие конкуренты за зрителя — НХЛ, Олимпиада, НБА. ФИФА будет тщательно взвешивать риски, прежде чем дать согласие.
— У УЕФА тоже реформаторский зуд. «Евро-2020» решено проводить не в одной стране, а в 13 городах Европы. Почему?
— Платини надоела нервотрепка со странами-организаторами. После «Евро-2012», когда то дороги не готовы, то гостиницы, то стадионы и вообще непонятно, проводить ли турнир или срочно переносить его в другую страну, он решил провести незатратный эксперимент. И повод удачный подвернулся — юбилей чемпионатов Европы. Мне, кстати, это не нравится. Все-таки у чемпионатов Европы есть свои традиции — несколько десятков тысяч болельщиков каждой сборной месяцами готовятся к выезду на большой турнир, запасаются билетами и т.д., путешествуют по чужой стране. В этом есть что-то объединяющее.
— Каковы шансы Москвы поучаствовать в этом параде городов?
— Такие же, как и у любой европейской столицы, включая Лондон, Париж или Мадрид.
— А в чем идея очередной намечающейся реформы Лиги Европы, подробности которой Платини не открывает?
— Причина одна — Лига Европы не приносит столько денег, сколько хотелось бы. Я тоже не знаю, что придумал Платини. Но у него давно уже есть идея сделать из Лиги Европы и Лиги чемпионов один глобальный турнир, который охватывает весь континент.
— Возвращаясь к российскому футболу. Вы находились во главе РФС с момента его создания и сейчас близки к его руководству. У вас нет ощущения, что сейчас РФС переживает жесткий кризис?
— Нет, кризис у нас был в начале 90-х. Когда развалились профсоюзы, армия и все ведомства, которые содержали футбольные клубы, и мы вообще остались ни с чем. Мы вынуждены были в юношеские сборные брать игроков, которые не дотягивают по уровню, но их родители были обеспечены и могли оплатить экипировку всей команде. Были времена, когда нам национальную сборную одеть было не во что, и я шел в Олимпийский комитет, и они находили нам технического спонсора Reebok. Помните письмо 14? По контракту пять игроков нашей сборной должны были играть в бутсах нашего спонсора, а все футболисты хотели иметь свои личные соглашения. Вот это был кризис. А сейчас, когда в российском футболе есть деньги, когда к нему есть интерес со стороны государства и президента, я не вижу каких-то противоречий, которые мы не могли бы решить в своей футбольной семье.