В частности, следовало внимательно прочитывать все поступающие из Сталинграда письма солдат и офицеров на предмет выявления панических настроений и при малейшем намеке на критику действий командования или лично фюрера письма уничтожать. Даже курьеров, доставлявших по воздуху приказы и донесения, следовало подвергать тщательному обыску, невзирая на уровень перевозимой корреспонденции. То есть, грубо говоря, обыскивать всех. При обыске одного из таких сталинградских курьеров и было изъято это коротенькое письмо. Старший лейтенант 51-го армейского корпуса 6-й армии Гельмут Квандт, доживающий свои последние дни среди развалин непокорившегося Сталинграда, писал своему сводному брату Гаральду — сыну Магды Геббельс от первого брака.
24 января 1943 года
«Дорогой брат!
Прости за плохой почерк, у меня обморожены руки и сумбур в мыслях. Как тепло мы отмечали этот праздник в прошлом году. Я вспоминаю, рейхсминистр оказался совсем не ревнив к воспоминаниям, а твоя матушка Прости, мне больно вспоминать
Дорогой Гаральд, меня согревают только воспоминания и мысли о моей Юте и крошке Марго. Мне отсюда не выбраться. Прорыва уже не будет. Наш генерал отдает одни приказы, Гейц — другие Но это не путаница. Это жалость. Я знаю, и ты знай — Зейдлиц хотел нас спасти. Он не встанет в позу Геринга, он будет с нами до конца...
У меня переменилось отношение к командующему (Паулюсу. — «МН»). Я его видел вчера. Он весь высох. Но он «не бросит нас». За это его распнут. Но ты должен знать.
У меня совсем мало времени. Самолет вылетает через минуты. Это письмо от меня тебе передаст сын Хирта Ади — ты его знаешь хорошо, он сможет. Ради бога — не верьте Фриче! (Ганс Фриче — руководитель службы внутренней прессы, самый популярный радиокомментатор страны, бодро вещал об успешных операциях 6-й армии. — «МН»). Мы здесь уже все умерли, и если еще не разлагаемся, то только из-за русского мороза.
Мне терять нечего. Юте этого не показывай, сразу сожги. Конечно, поступай по обстоятельствам. Но в одном я должен быть уверен — что ты позаботишься о моих любимых.
Прощай.
Твой».
Письмо коротко, его формат должен был соответствовать возможностям армейского курьера. Информация в нем спрессована, эмоции словно зажаты в кулак. Гельмут Квандт, безусловно, не был простым оберлейтенантом — происхождение и связи давали ему возможность знать больше других. Но в январе 1943 года все офицеры 6-й армии думали и чувствовали одинаково. Осознав свершившееся, они остро прозревали будущее и давали точные оценки людям и их поступкам.
Генерал Вальтер Зейдлиц-Курцбах, командовавший 51-м армейским корпусом, настоятельно предлагал Паулюсу вопреки приказам Гитлера согласиться на капитуляцию. Паулюс, как известно, на капитуляцию не пошел. Тогда генерал Зейдлиц отдал собственный приказ, разрешавший командирам полков и батальонов «сдаваться в плен без приказа свыше».
Вместо продовольствия солдаты получали искусственные елки с картонными фонариками, вместо теплой одежды — открытки со стандартными фразами ободрения и поддержки
Гитлер произвел Паулюса в фельдмаршалы. Фельдмаршалы, по мнению Гитлера, в плен не сдаются. Но, не согласившись на капитуляцию, новоиспеченный фельдмаршал Паулюс не принял и доходивших к нему из окружения Гитлера «намеков» на «необходимость позаботиться о собственной чести», иными словами — в критических обстоятельствах, когда возникнет угроза насильственного пленения, пустить себе пулю в лоб. Оберлейтенант Квандт точно предсказал будущее Паулюса: фельдмаршал не застрелится, он останется со своей армией и после ее конца. Гитлер ему этого не простит, и имя фельдмаршала долго не будет сходить с языка фюрера как символ предательства.
Упоминая генерала Зейдлица, Квандт пишет «он не встанет в позу Геринга». В письме это последнее слово густо замазано чернильным карандашом, оно практически не читается. И все же если это действительно имя рейхсмаршала Геринга, то объяснение может быть следующим — в декабре 1942 года, когда даже Гитлер засомневался в возможности удержать Сталинград, именно Геринг склонил фюрера к продолжению бессмысленного сопротивления. Геринг клятвенно заверил фюрера в том, что сумеет организовать воздушное обеспечение 6-й армии полутысячей тонн груза ежедневно. Даже Кейтель, эхом повторявший за Гитлером все его слова, пришел в ужас от такого обещания, назвав его «фривольным». Но Гитлер рассудил по-своему. В блокноте Бормана есть следующая запись: «Фюрер сказал, что Геринг надорвет пуп, реабилитируясь за английские бомбардировки Берлина. Если не 500 тонн, то хотя бы 300–350 он обеспечит, армии хватит и этого, чтобы еще продержаться».
Геринг солгал. Он не смог обеспечить и половины обещанного. Вместо продовольствия солдаты получали искусственные елки с картонными фонариками, вместо теплой одежды — открытки со стандартными фразами ободрения и поддержки.
Рождественские елочки от Геринга особенно раздражали замерзающих и жестоко голодавших солдат. «Поза» Геринга, раздаривающего эти ненужности, была, по их мнению, позой истинного предательства и лицемерия.
Гаральд Квандт, которому было адресовано письмо, по независящим от него обстоятельствам не смог выполнить просьбу своего сводного брата сжечь письмо. По приказу Гиммлера секретная полиция обыскала курьера из Сталинграда, как обыскивала других курьеров, даже невзирая на то, что этим курьером был сын одного из ведущих сотрудников аппарата Гиммлера, гаупштурмбаннфюрера СС Хирта. При обыске письмо было изъято, а позже передано лично Геббельсу, поскольку напрямую касалось членов его семьи и ближайшего родственного круга.
Таким образом, надежды старшего лейтенанта Гельмута Квандта на то, что о его судьбе и последних мыслях узнают на родине, не сбылись.
После войны письмо было обнаружено среди документов и архивных материалов, вывезенных американскими спецслужбами из резиденции Гитлера в Берхгофе, и включено в опись материалов, представленных на рассмотрение Нюрнбергcкого трибунала.