Федор Лукьянов, председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике
— В политике удачные названия часто долговечнее связанных с ними явлений. Самый яркий пример — холодная война. Этот уникальный период истории давно и безвозвратно завершился, но образ столь выразителен, что всякое обострение между Москвой и Вашингтоном норовят провозгласить новой холодной войной. Устойчивое послевкусие оставил и отрезок 2009–2010 годов, с легкой руки кого-то из остроумцев в администрации Обамы окрещенный перезагрузкой.
Вот и на пороге его второго срока повторяющийся вопрос — выживет ли перезагрузка. Но так же как холодная война — это не плохие отношения вообще, а модель сосуществования двух скованных ядерным паритетом непримиримых противников, перезагрузка — не синоним сближения или потепления, а конкретный набор тем, увязка которых позволила нормализовать контакты после глубокого упадка конца 2000-х. И она была успешной — рабочее взаимодействие восстановлено, несколько практических вопросов решено. На этом повестка дня перезагрузки исчерпалась, поскольку она была не политической линией, а серией мер, имевших четкую цель.
Так что в 2013 году вопрос нужно ставить иначе. Применим ли сам метод, использованный четыре года назад, чтобы снова выбраться из трясины, в которой российско-американские отношения оказались под занавес первого срока Обамы из-за встречного одобрения законов Магнитского и Димы Яковлева?
Перезагрузка была пакетной сделкой, включавшей несколько связанных, но не переплетенных напрямую тем. Совместные действия по Афганистану (транзит и ограниченные поставки российского оружия местной армии), ужесточение санкций против Ирана, отказ Вашингтона от планов Буша по размещению третьего позиционного района ПРО в Польше и Чехии и — как несущий стержень — переговоры по новому соглашению о сокращении стратегических вооружений. Собственно, и все. Бонусом (необязательным, но желательным) стало вступление России в ВТО.
Такова формальная канва. А если выделить суть, то имел место размен — каждая из сторон уступает по интересу, который для нее не является первоочередным, приобретая нечто, имеющее для нее большую значимость. Так, «подвинувшись» по Ирану (уступкой были не столько санкции вообще, сколько согласие распространить их на контракт по поставкам С-300), а также предложив благоприятные условия по военному транзиту в Афганистан и из него. Москва получила де-факто прекращение активной политики Вашингтона на постсоветском пространстве и в непосредственной близости от российских границ. Естественно, наличие сделки никогда не признавалось, но на деле она имела место, это особенно видно в ретроспективе. Осуществлению сделки способствовала атмосфера оттепельного междуцарствия в России, на время сгладившая традиционные острые углы.
Внутренние мотивы решительно вмешиваются во внешнюю политику в обоих случаях. Упомянутый выше обмен ударами «Магнитский — анти-Магнитский» — наглядное свидетельство
Когда программа была выполнена, в отношениях наступила пауза, постепенно превратившаяся в вакуум. Хотя администрация Обамы старалась свести к минимуму ценностный компонент, уделяя вопросам демократии в других странах меньше внимания, что это обычно делают американские власти, различия в идеологических установках и моделях общественного устройства постоянно напоминали о себе. Тем более что в начале 2010-х годов внутриполитическая ситуация осложнилась и в Америке, и в России. Идеологическая поляризация в США значительно сузила поле возможностей, клинч республиканцев и демократов возникает по любым поводам. В России возвращение Владимира Путина только подчеркнуло исчерпанность прежней идейно-политической парадигмы, а поиск новой — мучительный процесс, чреватый шараханиями из одной крайности в другую и влияющий на мировосприятие. Как бы то ни было, внутренние мотивы решительно вмешиваются во внешнюю политику в обоих случаях. Упомянутый выше обмен ударами «Магнитский — анти-Магнитский» — наглядное свидетельство.
Впрочем, острота взаимного неприятия, проявившаяся в этой коллизии, как ни странно, не главная проблема, скорее отягощающее обстоятельство. «Перезагрузка-2» не случится по той причине, что не просматривается нового набора интересов, взаимозачет которых позволил бы совершить еще один шаг вперед. Там, где Вашингтон хотел бы развить успех, Москва не демонстрирует никакого энтузиазма вовсе. Это прежде всего дальнейший процесс сокращения ядерных вооружений, явно приоритетный для Обамы, но не вызывающий более интереса Кремля. Как и усиление давления на Иран. После эпизода с антиливийскими санкциями, которые закончились убийством Каддафи, Россия, кажется, обрела устойчивую аллергию к мерам международного давления.
Москва со своей стороны во главу угла в кои-то веки ставит не привычные вопросы стратегической стабильности (противоречия по ПРО никто не отменял, но, кажется, на договоренность уже никто не рассчитывает), а расширение экономического и инвестиционного сотрудничества. Причина понятна. Во-первых, опыт Европы демонстрирует, что взаимная выгода часто пересиливает политические и идеологические противоречия. Во-вторых, нужно продемонстрировать обществу, что вступление в ВТО, шаг непопулярный и по-прежнему вызывающий возражения, было правильным и приносит реальные плоды. Однако в Белом доме и госдепартаменте разводят руками: активизация торговли и инвестиций дело прекрасное, но это прерогатива бизнеса, он же ждет не отмашки властей, а смотрит на условия и перспективы.
Прочие темы иссякают. Афганская эпопея завершается, Обама, похоже, и вправду хотел бы забыть об этой странице истории как о страшном сне, хотя в России большинство до сих пор уверено, что Америка не уйдет. Сирия при всей остроте ситуации — просто еще один региональный конфликт, не первый и не последний. В общем, в сфере восприятия — усугубляющееся отчуждение, а материала для взаимовыгодного размена нет. Говорить же о вопросах, актуальность которых растет, — фундаментальные перемены на Ближнем Востоке в целом, изменения в Азии, будущее Арктики, трещащий по швам режим нераспространения (не собственно Иран, а общие принципы), — невозможно по фундаментальной причине. Отсутствует даже не доверие, это привычно, а вера в то, что противоположная сторона в принципе способна на эффективные и рациональные действия. Причем это очень взаимно. Какие уж тут сделки.
Георгий Бовт, политолог
— Для лучшего понимания характера американской нации и, соответственно, ее политики можно упрощенно представить американцев как нацию тинейджеров. У них есть страна, и они ею, как умеют, управляют. Изначально есть четкий план на все времена и случаи — конституция и декларация независимости, которому они, будучи послушными тинейджерами, следуют. Отсюда удивительное сочетание кажущейся безграничной альтруистичности и расчетливой жестокости, наивности с прагматизмом — такие «переходы» у подростков случаются. Порой поражающее невежество в вопросах, которые «ну каждый образованный человек должен знать», с потрясающим уровнем профессиона лизма в своей области знаний. При этом американцы не просто тинейджеры. Они еще миссионеры. В России в силу других исторических, культурных и религиозных традиций, как правило, всегда недооценивают эту миссионерскую составляющую американской политики. Почти всегда действия американцев в мире привычно трактуются как военная экспансия или потакание интересам корпораций. Эта составляющая там присутствует.
Но часто присутствует и не улавливаемый нами «миссионерский» компонент. Американцы действительно хотят помочь «заблудшим» нациям жить лучше, переустроить жизнь по американско му образу и подобию, чтобы стать счастливыми. Ведь у них самих-то все получилось и привело к процветанию! И им, беднягам, совершенно непонятно, почему другие так упорно не хотят следовать их опыту и советам или почему иногда в результате, казалось бы, хороших, правильных шагов выходит совсем не то, что получилось в самой Америке...