Биполярная система времен холодной войны и однополярный триумф США в 1990-е, успехи европейской интеграции, казалось, свели для многих стран проблему внешней политики до уровня формальной дипломатии. Вопросы войны и мира, самостоятельность в выборе партнеров и союзников были делегированы под контроль небольшой группы государств и казались предопределенными в условиях победы Запада.
«В мире есть только два суверенных государства — США и Россия», — несколько гипертрофированно определил тогда ситуацию один из европейских политических деятелей. С учетом слабеющей России геополитика как игра на мировой шахматной доске умерла.
Военные неудачи в Ираке и Афганистане обозначили пределы военно-политического лидерства Вашингтона. А экономический кризис ограничил потенциал либеральной западной модели, заставил США де-факто отказаться от роли «глобального полицейского» и обратиться к внутренним проблемам (ЕС, вероятно, будет вынужден последовать в том же направлении), частично сместил центр «силы денег» из Евроатлантического в Азиатско-Тихоокеанский регион.
На другой чаше весов — подрастающие страны БРИКС и другие члены «большой двадцатки», которые в условиях относительного ослабления старых лидеров стали все более активно предъявлять претензии на участие в глобальном управлении.
И вот уже Бразилия с Турцией предлагают решение по Ирану, Китай с Японией конфликтуют из-за островов, Франция проводит операцию в Мали, Саудовская Аравия отказывается от места в Совете Безопасности ООН из-за недостаточного влияния на процесс принятия решений, а Польша и Швеция пытаются вести игру как бы от лица «Большой Европы» в рамках «Восточного партнерства».
При совпадении интереса России предотвратить удар по Сирии и отсутствии интереса у США нанести такой удар получилась коалиция, заинтересованная в решении сирийской проблемы мирным путем
Ответом на конец блокового менталитета глобального управления становится адхократия (от латинского ad hoc — «по месту», «на данный случай»). Модель крайне гибкой организации, как правило, временного характера, создаваемая для решения конкретной задачи, была популяризована еще в 1970-е американским философом Элвином Тоффлером и в наибольшей степени подходит для решения задач в условиях крайне хаотичной и неструктурированой мировой системы 2010-х. Вместо коалиций, подчиненных «идейному лидеру», все более активно формируются коалиции акторов (причем во все возрастающей степени не только государственных), имеющих реальный интерес в решении конкретной международной проблемы.
Примерами перехода именно к адхократии стали договоренности по сирийскому химическому оружию, иранской ядерной программе, работа Арктического совета. При совпадении интереса России предотвратить удар по Сирии и отсутствии интереса у США нанести такой удар получилась коалиция, заинтересованная в решении сирийской проблемы мирным путем. Аналогичный прогресс достигнут на иранском направлении. Ранее приарктические страны перешли от бряцания оружием к практическим шагам по разграничению границы, операциям поиска и спасения, охране хрупкой экосистемы региона, обсуждению взаимовыгодных экономических проектов в области транспорта и рыболовства.
Россия безусловно выиграет, если адхократия и возрождение геополитики такого рода восторжествуют. У нас слабая идеологическая «начинка» и ограниченная (в том числе из-за отсутствия ценностного наполнения внешней политики) мягкая сила. Мы пока недостаточно уверенно конкурируем на уровне риторики и информационного обеспечения политики. Поэтому нам сложно соревноваться в создании коалиций вокруг политико-идеологических образов.
Зато в освоении правил дипломатической игры и умении их применить Россия более чем конкурентна. В этой игре важно правильно оценить, кто может стать единомышленником и партнером. Но в новом, «горизонтальном» и взаимосвязанном мире претендентов на это все больше.
Сейчас — после сирийского и иранского успеха — шансы на возвращение геополитики появляются и в других регионах. Уже в ближайшее время плацдармами для практической дипломатии (помимо сохраняющих свою важность Сирии и Ирана) могут стать Украина, Восточно-Китайское море, Афганистан.