В России складывается революционная ситуация, поэтому надо всерьез изучать оппозиционное движение. К такому выводу пришла Ольга Крыштановская, руководитель Центра изучения элит Института социологии РАН, накануне «Марша миллионов» 12 июня заявившая о своем выходе из «Единой России». Она рассказала «МН», почему благодаря интернету лидеры оппозиции неуловимы и как сделать революцию, соединив социальный протест с политическим.
— В вашей книге «Анатомия российской элиты» оценки современной политической элиты были, мягко говоря, критичными. Почему так получилось, что в 2009 году вы вступили в «Единую Россию»?
— Во-первых, я никогда не была критиком системы. Я как социолог просто фиксировала какие-то вещи, но не давала им оценку. Мои политические взгляды никто себе не представлял. Почему я вступила в партию? Мне было интересно попробовать себя в политике. Скажу честно, я еще думала, в какую партию вступить. Одно время обговаривала такую возможность с Григорием Явлинским, потом с СПС, но встретила какое-то равнодушие. А в «Единой России» мной заинтересовались. Кроме того, у меня еще был научный интерес. Я больше 20 лет занимаюсь изучением элит, одной из самых труднодоступных групп общества. Стандартными методами эту группу изучать просто невозможно.
— Почему вы решили выйти из партии?
— Толчком послужило ощущение, что в России складывается революционная ситуация. То, что сейчас происходит, безумно важно, я как ученый не могу этого не изучать. И я вижу, что всерьез изучением протестов никто не занимается. Социологические замеры проводятся, но этого мало. Но ученый не может быть ангажированным, поэтому я решила выйти из «Единой России».
— Не жалеете, что вообще в ней состояли?
— Конечно, нет. С позиции ученого это был очень интересный опыт. Общество считает, что есть монополия на власть и что победы партии власти достигаются автоматически. Для меня оказалось сюрпризом, что это совсем не так. Я видела, как в «Единой России» волнуются, ругаются, стараются, ночи не спят, чтобы в каждом конкретном регионе, на каждом уровне одержать эти победы. Так что в этом плане оппозиция очень сильно ошибается — нет никакой монополии на власть, есть просто остатки авторитарной системы. У нас большинство политического класса мыслит и имеет опыт авторитарного типа. Для них новые, демократические практики, когда на выборах есть альтернатива, когда с людьми надо разговаривать, когда доходы чиновников известны, — это непривычно, и дело вовсе не в Путине. Это не он их заставляет, он не может это изменить. И в этом смысле политический класс гораздо сильнее, чем один его лидер. Лидер — выразитель класса, он зависим от этих людей. Правила, по которым элита выбирает своего лидера, не могут измениться в одночасье. Например, в ресторане хозяин негласно разрешает официантам брать чаевые. В трудовом договоре такого пункта нет, это просто джентльменское соглашение — хочешь, бери чаевые. У нас страна много столетий так существовала: все госслужащие — официанты, которые могут брать свои чаевые. И вдруг в этом ресторане меняется хозяин, который говорит, что чаевые больше брать нельзя, а все, кто делал это раньше, наказаны. А брали все. То есть меняется договор. Лидер, который так сделает, сразу лишается поддержки. Когда Медведев поднял знамя борьбы с коррупцией, он очень рисковал. И фрагментация элиты, явление очень опасное, началась как раз потому, что Медведев нарушил договор «мы лояльны, вы нам даете зарабатывать». Большая часть элиты вообще перестала понимать, какие теперь будут правила игры. Для них Путин — более приемлемый вариант, потому что понятно, как при нем жить. Элиты уважают его в том числе и за кадровую политику. Путин в отличие от Ельцина не выкидывал на улицу огромное количество людей, которые сразу же уходили в оппозицию.
— То есть у нас оппозиция в 2000-е годы не росла, потому что из элит никого не выгоняли?
— Отчасти да. Я изучала много лет элитный «трафик» и установила зависимость между скоростью этого трафика, характером отставок и силой оппозиции. Все «старые» лидеры оппозиции — это люди, которые из элит были изгнаны.
— Медведев тоже никого из элит не выгонял?
— За два первых года президентства Путин обновил 24% элиты, а Медведев — 38%. На ключевых постах остались те же люди, но огромные изменения произошли в региональных элитах. Средний возраст губернаторов понизился на 18 лет. Со времен Сталина такого резкого кадрового омоложения еще не было.
— Появились новые социальные лифты?
— Один из новых — это интернет. Он создал новое сетевое сообщество с горизонтальными связями. Эта зона свободы вознесла нескольких людей на самый верх. Лидерами от власти благодаря твиттеру и блогам стали персонажи вроде Константина Рыкова, Роберта Шлегеля, Антона Коробкова. От оппозиции — например, Алексей Навальный. Он придумал инструмент обратной связи, сказал людям «присылайте мне все, что вы знаете о коррупции» и стал публиковать эти случаи. До него никто этого не делал. В этом плане он гений.
— Кого вы считаете лидерами оппозиции?
— У нее нет лидеров, потому что нет единой оппозиции. У коммунистов лидер Геннадий Зюганов, у интернет-сообществ — аккаунты. Никто не видит на самом деле, Навальный ведет блог или нет: движет массами аккаунт, а не он. Навальный может заболеть, за его компьютер сядет другой человек под его ником. Он лидер интеллектуально, но не физически. Лидеры взаимозаменяемы, потому что аккаунты может вести кто угодно. Это новая реальность. Оппозиция, которая ее создала, еще сама до конца это не осмыслила. Они сами не понимают свою неуловимость, свою силу, еще не знают, как этим управлять. Так же как и власть не знает, как на эту реальность реагировать, поэтому действует старыми методами: аресты, обыски, уголовные дела. Оппозиция пока не находит достойного ответа, но, думаю, это дело месяцев.
— Может ли появиться новый лидер, который консолидирует оппозицию?
— Какая-то сила начинает быть эффективной, только когда концентрируется на чем-то или ком-то конкретном. Это может быть какая-то партия или лидер. Но это его появление может сыграть и обратную роль. Люди это чувствуют и говорят: «мы без лидера», они принимают эти правила игры.
— Что будет дальше с протестным движением?
— Есть люди, недовольные системными вещами — здравоохранением, образованием, пенсиями и т.д. Это социальный протест. И есть политическая протестная масса митинговая, которая состоит из интеллигенции. Она достаточно состоятельная, она стала протестной потому, что люди стали ездить за границу и смотреть. Они подумали, что там хорошо, а здесь плохо. Это не бедные, это свободные, путешествующие люди. А есть те, которые сталкиваются с экономическими и социальными проблемами. Если столичные обеспеченные активисты сумеют «взять» протестный электорат с социальных проблем — это будут миллионы людей. Будет революция. Но пока есть бабушка, у которой протекает потолок, продавлен пол, умирает муж, а они ветераны войны и ничего не получили. И пока протест этой бабушки никак не задействован в митинге 12 июня в Москве. Эти сами по себе протестуют, а те — сами по себе.
— Что мешает сейчас этим протестным группам объединиться? Хотя бы в Москве.
— Поставьте рядом бабушку, которая считает копейки, и, например, Бориса Немцова. Разве у них есть что-то общее? Скорее лидер для нее — Сергей Удальцов. Недовольные бабушки и дедушки, кроме того, достаточно пассивны. Что им Навальный, если их пенсия зависит от Путина? Пока это люди из разных миров, и говорят они на разных языках. Возможно, поможет рождение протестных центров в регионах. Оппозиции следует обратиться к молодежи из необеспеченных социальных слоев — это будет удачный ход. То есть апеллировать к внуку бабушки с текущей крышей. Бабушек не зажечь, а молодежь из бедных провинциальных семей — легко.
Ольга Викторовна Крыштановская родилась в 1954 году в Москве. В 1979-м окончила философский факультет МГУ им. Ломоносова. С 1989 года руководит Центром изучения элит в Институте социологии РАН. Почетный профессор университета в Глазго, доктор социологических наук. Специализируется на изучении элит, автор книги «Анатомия российской элиты». С 2009 года член «Единой России», на президентских выборах 2012-го была доверенным лицом кандидата Владимира Путина. 11 июня 2012 года заявила о том, что приостанавливает свое членство в партии.