«Внутри я все равно демократ, несмотря на чекистское прошлое»

- Скажите, почему вы так поступили с Прохоровым?

- Это же не я поступил, это съезд поступил. Потом как поступили?

- Но лично вы его тоже не поддержали?

- Я поддерживал до последнего Михаила Дмитриевича. До начала работы съезда. По крайней мере он должен был приехать на съезд, мы вместе с ним должны были приехать на съезд, должен был быть проведен технический день, должны были быть выбраны рабочие органы съезда, что в общем-то и произошло. Правда, с небольшим скандалом, то есть в отсутствие Михаила Дмитриевича. Точнее сказать, с очень большим скандалом в отсутствие Михаила Дмитриевича. В течение дня я несколько раз пытался дозвониться до Прохорова. А уже во второй половине дня я узнаю из СМИ, а не от него, о моем увольнении. Вообще ситуация развивалась очень стремительно, многие делегаты хотели попасть к Михаилу Дмитриевичу на прием в перерывах между первым и вторым днем, и многие попадали, но они там видели не Михаила Дмитриевича, а представителей штаба (выходцы из дружественной нам страны). Поэтому многие уходили разочарованными, и на следующий день совершенно спокойно голосовали. Голосовали за отстранение лидера. Во всем этом конфликте, конечно, нет одной причины, здесь был комплекс причин. Но основная – Прохоров перестал общаться со своими же региональными руководителями.

- Из ваших слов следует, что во всем виноват Прохоров. Вы же общались с ним до этих скандальных событий, имели представление, что это за человек. Какое впечатление он на вас произвел, то есть что с ним произошло? Он не должен был лезть в политику, на ваш взгляд? Это вообще не его сфера компетенции? Или проблема в том, что с самого начала вмешивался Кремль? Что, на ваш взгляд, стало проблемой?

- Еще раз говорю: проблема была не одна, это был комплекс проблем. До последнего дня с Михаилом Дмитриевичем у меня был очень продуктивный рабочий контакт. Единственное, что меня тоже не устраивало, я много раз его предупреждал: тот штаб, которым он себя окружил, они, мягко говоря, нечестные и выстраивают не ту линию поведения, которая необходима для лидера политической партии. Мы дали ему полномочия абсолютные как лидера партии, они были уникальны для политической системы России, это были очень жесткие авторитарные полномочия. И мы ему давали эти полномочия для того, чтобы он мог более оперативно реагировать на любые вопросы, которые возникают в ходе избирательной кампании, однако фактически эти полномочия были узурпированы нанятыми им людьми, которые в общем-то достаточно жестко расправлялись с наиболее интересными, работоспособными региональными организациями: Приморье, Калининград, Иваново. Я сам неоднократно предупреждал Прохорова, что это очень опасно, тем более что у него все-таки нет политического опыта, как политик он не успел состояться и его просто-напросто использовали эти ребята, которых он же и нанял.

- Вы говорите все время про штаб. Кто эти люди? Вы можете назвать конкретно?

- Начальником штаба был Рифат Шайхутдинов – это депутат от ЛДПР, про него очень много пишут в прессе. До прихода Прохорова я Рифата не знал. В принципе производит впечатление внешне вполне адекватного, очень качественного человека, но остальные люди, которые работали в штабе под руководством Рифата, его команда, это Искандер Валитов, Тимофей Сергейцев и Дмитрий Куликов, они абсолютно, я уже говорил и еще раз могу сказать, организационные импотенты, не могут ничего создать. Еще работала команда политтехнологов из Украины, представители каких-то партий украинских, про которых кроме как воры иначе не скажешь. Деньги не просто неэффективно расходовались, они разворовывались.

- А Прохоров считает, что вором как раз оказались вы, потому что он инвестировал деньги в партию, а теперь получается, что он может их и не получить назад. То вы говорили, что вернете деньги, то нет. Как на самом деле обстоят дела?

- Здесь сложный юридический казус. Во-первых, у Прохорова денег в партии не было вообще. Мы наконец-то получили доступ к банковскому счету и начали ревизию тех пожертвований, которые поступили. Фамилии Прохоров среди жертвователей не обнаружено. Как минимум уже звучит довольно лукаво, что фамилия Михаила Дмитриевича там находится.

- Да, но среди жертвователей могли быть те, кто дал деньги именно под Прохорова…

- Могли быть, но таких обращений к нам не поступало. Природа денег там может быть абсолютно любая. Физически мы только сегодня получили доступ к счету и еще не успели инвентаризировать. Федеральная резервная комиссия сейчас инвентаризирует все денежные средства: либо это пожертвования, либо это займы. Займы, естественно, возвращаются без проблем.

- А если жертвователи попросят вернуть?

-А как? Это же собственность политической партии, а не Прохорова. При этом федеральный политический совет уже принял решение о том, что мы возвращаем деньги всем жертвователям, которые письменно обратятся в партию с такой просьбой.

- Скажите, была информация в СМИ о том, что накануне съезда, 13 сентября, Прохоров встречался с Сурковым. Вы принимали участие в этой встрече?

- Я знаю об этих разговорах, во встрече я не принимал участие, но я совершенно точно знаю, что встреча была, договоренности были (со слов самого Михаила Дмитриевича) такие, которые случились на следующий день.

- А вы лично контактировали с Сурковым? Вы обсуждали свою политическую карьеру с администрацией президента?

- Я Суркова знаю. Да, мы проводили консультации. Все политические партии встречаются рано или поздно с представителями Кремля: раз в год или раз в два года какие-то совещалки проводятся. Поэтому консультаций непосредственно по политической карьере я не вел, а что касается планов, я рассказывал. Сейчас уже после съезда я доводил до представителей со Старой площади планы развития нашей партии.

- Почему вы не председатель партии, а только и.о.?

- Я не согласился стать председателем партии, у нас сейчас председатель по новому уставу. Я попросил оставить мне приписку исполняющий обязанности по очень простой причине: если я смогу дать результаты партии и партия пройдет в Государственную думу, то я перед съездом поставлю вопрос, если съезд посчитает необходимым, сделает меня председателем партии. Если же нет, то я тогда просто уйду.

- А как вы решились вести партию на выборы?

- Хороший вопрос. Он из области внутренних содержаний. Можно сколько угодно долго заниматься политикой, как делало большинство моих коллег в партии, в том числе даже по списку избирались. Но я адвокат и считал всегда себя неплохим адвокатом, и мои клиенты в основной своей массе меня считают неплохим адвокатом. В своей профессии я знаю все досконально и прекрасно вижу, что у нас в стране происходит. Не дай бог что-то произойдет с вами, кто-то укажет, что вы наехали на человека, и вы окажетесь в тюрьме. И уже ни один адвокат вас не спасет, потому что машина заработает. Если в отношении вас будет возбуждено уголовное дело, то статистика дальше говорит, что в 99,9% случаев ваше дело дойдет до суда, а оправдательных приговоров у нас один на 300 обвинительных. И то для судей потом это серьезная проблема делать кучу отписок, почему же они все-таки человека оправдали. Такого не было даже в сталинские времена. Когда сталинские тройки работали, был один оправдательный приговор на десять обвинительных. Сейчас карательная машина работает очень жестко плюс условия содержания под стражей - они ужасающие. Именно для того, чтобы это постараться изменить в своей области, ту, которую я знаю, я хочу что-то сделать. Вот в чем мой основной мотив.

- В этом случае можно ли предположить, что, оказавшись в Думе, вы в первую очередь поднимете вопрос о деле Ходорковского?

- В этом вопросе я согласен с Прохоровым: что касается Ходорковского, то ситуацию с условно-досрочным освобождением иначе как клоунадой назвать нельзя. Это, к сожалению, никак нельзя объяснить с точки зрения нормальной здравой логики.

- А вас не смущает, что после скандала с Прохоровым вас СМИ ненавидят. Возможно, это мое личное ощущение, но до скандала с Прохоровым СМИ были критически настроены и в отношении Прохорова. Теперь он жертва, а вот вам достанется по полной.

- Сложный очень вопрос. Я не готовился к тому, что будет очень массированная негативная информация, она зачастую основывается на домыслах и не подкрепляется никакими объективными данными. Я стараюсь от этого как-то сторониться. Если Прохорова как-то обидели, то я думаю, что это не обида. У нас было много факторов, и его отстранил не я, не Богданов, не Рявкин, его отстранили региональные делегаты.

Я вот спрашиваю у всех, кто конкретно был в администрации президента? За исключением тех людей, которые часто там бывают. Например, Борис Надеждин вообще не вылазит из администрации президента. Ему там хорошо. Есть, может быть, еще два-три человека, которые точно там были. Я вам больше скажу, если бы Прохоров общался с делегатами, тяжело бы было администрации как-то противодействовать. А он этого не делал. Вот все говорят, что делегатов обрабатывала администрация президента, давайте спросим этих людей, что им там говорили. И были ли они там. Я уверен, что массового захода не знаю.

- А вы сами с делегатами разговаривали?

- Я со всеми разговаривал. Во-первых, у меня работа такая, во-вторых, мне интересно разговаривать с нашими людьми. В «Правом деле» остаюсь и буду оставаться независимо от того, кто там в списках. За три года эта партия стала моей командой, я не могу ее сейчас подвести.

- Вы тоже были против включения в списки кандидатуры Евгения Ройзмана?

- Изначально была договоренность с президентом страны о том, чтобы в предвыборных списках партий не было людей с сомнительным прошлым. Эта договоренность Прохоровым была нарушена. Сильно подозреваю, что это не понравилось Медведеву, и не удивляюсь тому, что против такого решения выступала администрация президента. Многим из наших однопартийцев это тоже не нравилось.

- О первой тройке «Правого дела» нельзя сказать как о людях известных. Будете привлекать кого-то более популярного? Пугачева-то к вам уже, наверное, не пойдет?

- Ну Пугачеву как потеряли, так и найдем. После скандала многие ведут себя осторожно, стоят в стороне, не высказываются ни за, ни против. Тем не менее мы ведем переговоры о публичной поддержке. Фамилии пока называть не хочу. Это не означает, что эти люди полностью заполнят собой эфир вместо меня или Богданова, но мы, конечно, будем использовать весь авторитет этих людей в своих сферах.

- Давайте пройдемся по ключевым пунктам вашей программы. Во внешней политике: Запад или Восток?

- Совершенно точно могу сказать, что позиция партии такова: не нужно работать со странами-изгоями, а точнее, идти у них на поводу. Самый яркий пример – Северная Корея. Совершенно ненужно поддерживать режим, который весь мир считает изгоем. Когда люди там умирают от того, что не могут позволить себе горсточку риса. Это не враги, но с ними не нужно дружить. Китай – это достаточно серьезная держава, это игрок на политической арене, с ним нужно строить дипломатические отношения. А дружить не дружить – это зависит от условий геополитики.

Россия – это Европа, и Россия должна быть в Европе. Что касается Америки, она остается самостоятельной державой, но Европа вместе с Россией должна быть неким противовесом. Также Китай. Все остальные страны.

- Выборы возвращаете?

- Да, выборы надо восстанавливать на всех уровнях, в том числе муниципальном.

- Самостоятельность регионов?

- Да, с максимальными бюджетными полномочиями муниципальных образований.

- Решение проблемы Кавказа?

- Очень сложный вопрос, но если Россия - настоящая федерация, то это легко решается. Как только на местах появятся бюджетные полномочия и ответственность - все наладится.

- Национальный вопрос. Есть такая проблема в России?

- Надуманный. Абсолютно.

- Армия контрактная?

- Контрактная. Полностью.

- Государство в экономике?

- Государство в экономике должно присутствовать по минимуму

- Главная реформа, которую вы считаете необходимым?

- Как профессионал, я скажу, что главная реформа – законодательная, регулирующая пенитенциарную, исправительную систему. Все реформы, направленные на поднятие российского духа свободы: легализация оружия, больше федерализма.

- Президентом себя видите?

- Про это меня еще никто не спрашивал, пока не могу ответить.

- Вы говорили, что президент поставил некое условие лидерам партий: в новой Думе не должно быть людей с темным прошлым. Но вы ведь тоже человек с темным прошлым, в том смысле, что мы о вас ничего не знаем. Вам всего 34 года. Чем вы занимались после окончания университета, в каких коммерческих структурах работали? Правда ли, что вы служили в органах безопасности? Почему решили пойти в политику?

- Секретов здесь на самом деле никаких нет. Я окончил свой первый вуз, Московский государственный университет природообустройства, факультет механизации мелиоративных работ. Эта профессия была выбрана по любви. Я поступал в Московский автодорожный институт, но так получилось, что завалил математику. Получил три балла, вместо четырех необходимых. Апелляция ни к чему не привела. Документы подал в гидромелиоративный институт, где проще было пройти, с тройкой меня взяли, практически по тому же самому профилю. Всегда я это дело любил и до сих пор ковыряюсь в машинах. Вожу машину, на мотоцикле люблю ездить. После окончания института я, как шутили мои друзья, решил откосить от армии и попал в органы государственной безопасности, в Федеральную службу контрразведки, аж на звание прапорщика. Военную службу закончил в звании старшего лейтенанта, в должности старшего следователя-криминалиста. За четыре года совершил карьерный рост, совершенно самостоятельно, без блата.

- Значит, слухи о том, что вы парень с Лубянки, правдивы?

- Да, абсолютно правильно, с Лефортово точнее. Это хороший был жизненный опыт, хорошая школа. В тот момент очень тяжело было прокормить семью, находясь на военной службе.

- Вы рано женились?

- Да, я рано женился.

- Правда, что у вас трое детей?

- Если считать сына моей нынешней супруги, то уже четверо.

- Какие дела вы расследовали на службе?

- В основном дела антитеррористические. Одно из них – взрывы жилых домов в Москве. Только не спрашивайте, пожалуйста, про содержание. Я непосредственно находился в штабе по расследованию этого уголовного дела. Участвовал в расследовании убийства Галины Старовойтовой. Я был тогда еще молодым офицером, который не был ни на каких руководящих должностях.

- Почему ушли в адвокатуру?

- Простая ситуация: на тот момент мы жили в съемной квартире, очень тяжело было кормить семью, надо было зарабатывать деньги. Поскольку взяток я не беру, ну и никто не давал, собственно говоря, надо было сделать некий выбор: кормить семью или оставаться и делать карьеру в этой структуре. Я принял решение, что пойду по гражданской линии. Во время работы в ФСБ я получил второе высшее образование, юридическое. Специально его получал не в структуре ФСБ, а в университете управления. Когда уволился, то стал уже работать сначала вместе с сестрой в ее компании. Это была достаточно крупная оптовая компания. Сестра занималась поставками напольных покрытий, на тот момент это была достаточно известная компания в Москве. Я стал ответственным за розничную сеть. Помню одну забавную историю милицейского беспредела. Пришли сотрудники ОБЭП, опечатали склад, сказали, что есть подозрение, что весь товар контрабандный. Товар на реализации, и пришлось очень тяжело. Они прямым текстом сказали, что нужно 20 тыс. долл. – это были очень большие деньги. Они так и сказали, дайте 20 тыс. долл. и ваш склад распечатаем. На мой вопрос, покажите документы, обоснования. Реакция: ты кто такой. Хотите – судитесь.

- Но они не знали, на кого нарвались, связи-то у вас уже были?

- Связи-то, может, и были, но пока до этих связей доберешься. В общем, товар был фактически изъят из оборота, появились финансовые проблемы, сестра переключилась на другие виды деятельности, а я соответственно пошел искать работу.

Мы создали свою юридическую фирму, стали консультировать, повышать свою эрудицию, закончили массу курсов по юридическому сопровождению IPO. Одновременно с этим меня пригласили работать в компанию «Лукойл», в подразделение, которое занималось охраной объектов «Лукойла», обеспечивало безопасность. Мне показалось это интересным, действительно потом была интересная работа. Все региональные предприятия, которые существовали у нас в качестве дочерних предприятий, включая в Восточной Европе, все юридическое сопровождение было на мне, постоянные командировки, постоянное общение с людьми, очень живая работа. Но в итоге я принял решение уйти в самостоятельное дело и не работать ни на кого.

- Вот вы взрослый человек, многое повидали, многое попробовали. Что заставило вас участвовать в политике? Не мне вам объяснять, что политика – дело не очень чистое.

- Сейчас это в том числе вопрос обязательств перед другими людьми, перед всеми теми людьми, которые со мной сейчас остались и на последнем съезде смотрели на меня как на некий авторитет. Для меня это ценно. Авторитет, который я заработал своим трудом. Изначально в «Правое дело» я совершенно случайно пришел. Просто в некий момент, когда искали юриста, не имеющего отношения к политике, ни к СПС, ни к ДПР, ни к "Гражданской силе", меня позвали.

- То есть вы не в политику шли?

- Коллеги из ДПР, СПС и "Гражданской силы" предложили мне на первой же встрече возглавить оргкомитет, чтобы я был неким организационным центром принятия решений для того, чтобы не было перекосов ни в одну, ни в другую, ни в третью сторону. Мне показалась сама задача интересной, и поскольку внутри я все равно демократ, несмотря на чекистское прошлое, мне показалось, что я смогу что-то изменить, использовать политику для самореализации, кстати, Прохоров то же самое говорил. Не одному клиенту помочь, а изменить ситуацию и помочь большему количеству людей.

- С точки зрения системы ценностей во что верите?

- В свободу.

- Где есть свобода, там и анархия.

- Свобода всегда ограничивается, если говорить юридически, там, где ты затрагиваешь свободу другого человека. Для этого существуют правила, которые выражаются в законе, других правовых нормах.

- Семейные ценности?

- Это правильно. Но вы меня тут же поймаете на том, что я второй раз женат.

- Главное, чтобы вы меня не поймали.

- Если серьезно, я верю в семейные ценности. Сейчас, когда я получаю массу негатива, его очень сложно пережить без поддержки семьи в широком смысле этого слова. Жена у меня юрист, сейчас мне активно помогает, очень много взяла на себя.

- А вы религиозный человек?

- Это личный вопрос, я бы не хотел на него отвечать.