В 1993-м, когда «Арион» был задуман, поэтического бума тоже не было, издание толстого журнала про поэзию, очевидно, никакого общественного или уж тем более финансового успеха не предполагало. Напротив, в это время толстые журналы, где по традиции были отделы поэзии, хирели, книжные магазины отказывались брать сборники стихов, а посетители клубов вводили моду на новых авторов, важной составляющей дарования которых была склонность к театрализации.
Алексей Алехин же к моде в поэзии всегда относился настороженно. Его задачей было создать место, где поэзия могла бы существовать для самой себя. Ну, понятно, та поэзия, которая нравилась главному редактору. Впрочем, несмотря на то что Алехин сам поэт, его журналистское прошлое (закончил факультет журналистики, 20 лет проработал в журнале «Советский Союз») помогло понять, что, только оставшись открытым для разных направлений, журнал сможет занять центральное место в зыбком мире современного стихотворства.
Главным критерием Алехин выбрал профессиональное качество (что тоже вещь скорее интуитивно понимаемая) и начал создавать свой поэтический мейнстрим. Единственные судьи поэта, по его убеждению, — не критики, не издатели и не читатели, упаси бог, а сами поэты. Более того, вслед за Александром Кушнером Алехин уверен, что «Все знанье о стихах — в руках пяти-шести,/ Быть может, десяти людей на этом свете… Вот мафия, и я в подпольном комитете/ Как будто состою...»
Вот эта уверенность в том, что судьба поэзии в руках самих поэтов и что журнал о поэзии едва ли не важнейший инструмент для организации этой «мафии», и понуждала Алехина все эти годы искать и находить спонсоров, убеждать, уговаривать и в результате регулярно выпускать журнал стихов и статей о стихах, устраивать вечера поэзии, награждать премиями. И в конце концов стать действительно важной составляющей культурной жизни России.
Сегодня, возможно, поэзию ждет новое испытание — востребованностью. События последнего времени снова загоняют культурную часть социума внутрь себя, а чтобы существовать в общественном вакууме, нет средства лучше, чем поэзия, она предохраняет от кессонной болезни, насыщает кислородом свободы, поскольку, как писал Мандельштам, которого Алехин очень любит цитировать, настоящая поэзия — это и есть ворованный воздух.
Но вне зависимости от роли поэзии в публичном пространстве культуры она хранится и развивается в своем пейзаже, важной частью которого стал «Арион», выживающий благодаря упорству своего редактора и его уверенности в важности своей миссии: «Если бы я не верил, что поэзия будет всегда, я бы вообще за эту тему не брался».