Колоночка про диминутивчики

На днях в эфире Коммерсант ФМ, где я имею честь трудиться,  у меня во время прогноза погоды как-то самой собой сорвалась с языка фраза «Будет прохладненько». Буквально на следующий день я узнала, что, оказывается, несколько человек в этот момент подпрыгнули в машинах, как будто услышав джингл «breaking news»,  и в порыве гнева едва не разбили аппаратуру. Не то чтобы я очень любила такие уменьшительные формы, нет. Скорее, напротив, стараюсь по возможности их избегать, но иногда, если это выходит как-то естественно, употребляю. Тем интереснее мне показалась реакция на произнесенное, которую я бы назвала типичной: подавляющее большинство тех, кто меня окружает, действительно ненавидят слова с уменьшительными суффиксами.

На той же неделе, буквально тремя днями позже, эта тема вновь дала о себе знать. Известный журналист и медиатренер, автор многочисленных книг по телевизионному мастерству Нина Зверева рассказывала на своем юбилее, как писала свое первое литературное произведение — детскую книжку о собаке «Скайпик». Когда рукопись была готова, она отправила ее знакомому профессору литературы. Первое и главное, что тот посоветовал сделать, это убрать все уменьшительные суффиксы и заменить «хвостик, носик, лапки и ушки» на «хвост, нос, уши и лапы». «Я сама удивилась этому эффекту, но книга сразу стала совершенно другой, как будто все встало на свои места», — призналась автор.

Эти две истории усилили мое уже давно нарастающее желание написать о диминутивах — именно так называют столь ненавидимые многими уменьшительные формы. К тому же, каждую пятницу подтверждение актуальности этой темы появлялось в виде интервью в рубрике «Слово/антислово». Сначала телеведущая Татьяна Лазарева сказала, что за фразу «человечек пришел за денежкой» может по лицу съездить; потом писатель Денис Драгунский поведал, как в гневе ушел из кафе, увидев в меню «кофеек со сливочками»; наконец, пресс-секретарь «Наших» Кристина Потупчик  заявила, что всех, кто говорит «девонька» или «кисуля», надо принудительно лечить.  

Мне стало просто интересно, почему эти безобидные и даже, как следует из самого названия, «ласкательные» формы, вызывают такое неприятие и даже некоторую агрессию, заставляют не просто внутренне возмущаться, а даже совершать некие действия, давать отпор. Любопытно, что при этом противоположная (я бы даже сказала, противоборствующая сторона) испытывает к подобным словам такие же сильные чувства. Середины тут нет, либо любовь, либо ненависть. И любовь другой части носителей языка настолько сильна, что заставляет их прибавлять уменьшительные суффиксы не только к чему можно, но и к чему нельзя. Так, устроив опрос на тему диминутивов в фейсбуке, я узнала от своей знакомой телеведущей, как на телевидении одна ее коллега заказывала «строчечку бегучечку» (для тех, кто сразу не догадался, речь о бегущей строке). У окружающих при этом возникало желание убить себя об стену.  Остальные участники опроса (не все, но большинство)  были столь же яростны и непримиримы, называя уменьшительные суффиксы в словах символом мещанства, противным сюсюканьем и вообще признаком низкой речевой культуры.

Во всем этом мне кажется интересной не собственно роль диминутивов, о которых немало написано и которые, что понятно, являются более или менее уместными в зависимости от сферы употребления. Мне кажется интересным сам феномен отношения к этому языковому явлению, агрессия и нетерпимость. Диминутивы в последнее время стали одной из таких «зон нетерпимости» в языке, так же, как глагол «кушать», путаница в паронимах «одеть/надеть»  или ударение в слове «включит». Именно по частоте употребления уменьшительных форм мы можем отличить своего от чужого.  Именно отношение к диминутивам — почему-то! — заставляет нас чувствовать некое интеллектуальное и даже моральное превосходство над рабами «супчиков» и «майонезиков». Именно эти суффиксы вызывают у нас, толерантных, креативных и интеллигентных, желание заклеймить, растоптать и искоренить.

Что за этим стоит? И почему огонь на себя вызывают именно эти невинные сюсюкающие формы? Конечно, чтобы ответить на эти вопросы, колонки недостаточно. Но в общем-то, я к этому и не стремлюсь, а хочу как раз сформулировать саму проблему.

Мне кажется, что современное отношение к диминутивам сродни ненависти к пресловутому и уже забытому всеми «как бы», порожденному когда-то интеллигенцией, ушедшему в народ и эффектом бумеранга превратившемуся для той же интеллигенции в маркер речевой бедности, ограниченности и неграмотности.

«Человечки» и «денежки» — это тоже признаки зыбкости бытия, признаки неуверенности в том, что произносишь и в том (в тех), кого называешь. Что-то вроде языковой трусости. Именно поэтому у многих она и вызывает такое отвращение.

Естественно, обобщения тут были бы странны. В первую очередь, я говорю именно о тех словах, которые не равны тому, что обозначают, то есть не выполняют своей прямой, если можно так сказать, обязанности. Глупо требовать от ребенка забыть навсегда слова «ножка» и «ботиночек», которые являются прямым обозначением размера: у папы — нога, а у малыша — именно ножка.

Но вот уменьшенный таким же макаром упомянутый «человечек» никакой логической основы под собой не имеет. То же и с «денежкой», если только речь не идет об одной монетке («Муха по полю пошла, муха денежку нашла» - это стихотворение из репертуара вычеркивать не надо!)

Но больше всего раздражает сфера еды. Однажды владелец сети блинных «Теремок» Михаил Гончаров рассказал мне, что запретил сотрудникам в разговоре с клиентами употреблять слова типа «борщок», «хлебушек» и «семушка». По его мнению, это неприличное навязывание товара посетителю,  какое-то приставание, которое, естественно, понравится не каждому. По словам лингвиста Татьяны Базжиной, профессора факультета филологии Высшей школы экономики, помимо «трактирско-холуйской» составляющей,  в этом есть еще и приуменьшение порций, о котором посетителю вот так подсознательно сообщают, случайно проговариваются. Как очень точно, на мой взгляд, сформулировал один мой коллега, «это навязывание своего уютного мирка», а вторжение всегда вызывает отторжение.

В целом же лингвисты, как и к большинству подобных «зон нетерпимости», относятся как раз спокойно. «Есть варианты типа «Я тебе работенку подкинул», они кажутся прагматически разумными, — говорит Татьяна Базжина. — Правда, не стоит забывать про “пивасик” и “печеньку”, но с другой стороны, есть очаровательная “пИчалька”. Может, отношение зависит от…?»

Отношение действительно зависит от. И очень часто именно диминутивы становятся приемом показать, обозначить это отношение совершенно сознательно. Так, многие журналисты между собой иронично называют Общественную палату «палаткой». Очень похоже на «человечка», но вот реакцию вызывает совсем другую. Но вот балансировать на этой тонкой грани могут лишь люди с каким-никаким языковым чутьем.

Мне бы не хотелось, чтобы эти несчастные диминутивы превратились в один из способов разделения на своих и чужих. Мы так не любим ярлыки в жизни, но почему-то забываем об этом, когда дело касается языка. Прицепив ярлык к уменьшительным суффиксам, мы рискуем свалить их все в одну кучу, не разобравшись в том, что и правда противно, а что логично или, в конце концов, просто терпимо, и в итоге можем обеднить сами себя.

А диминутивы — они разные.

Их даже пишут по-разному в словарях: и через «е», и через «и».