Есть такая хорошо известная всем детская дразнилка: «Говоришь на меня, переводишь на себя». То, что происходило 23 февраля в Лужниках, а до этого на Поклонной горе, очень мне ее напомнило.
Реплики в соцсетях и блогах сводились примерно к одному: что за битва такая, к которой мы все готовимся? Кто тот враг, которого мы должны победить и который, по словам одного из выступавших — Михаила Леонтьева, непременно будет разбит? К чему цитатный призыв Путина: «Умремте ж под Москвой»? За кого умирать, а главное — зачем?
Слова «враг», «битва», «разбит», «не отступимся» и другая лексика, отсылающая нас к понятию «война», звучала так часто, что невольно наводила на мысль: может, мы чего-то не знаем? Может, действительно «идет война народная, священная война»?
И хотя всем, конечно, понятно, какой враг и какая война имеются в виду, все равно все эти лозунги и призывы звучали довольно странно, если не сказать больше. Вспомнилось вдруг испуганное «Сгинь, пропади, нечистая сила!» из фильма про Ивана Васильевича, обращенное совсем не к представителям потустороннего мира.
Лужники явили собой продолжение и многократное умножение того довольно абсурдного механизма коммуникации (даже и слово-то «коммуникация» здесь неуместно), который был запущен еще на Поклонной горе. Это речевой акт в одну сторону, не подразумевающий никакого взаимодействия коммуникантов. Иными словами, производимый текст не является ни ответом на текст оппонента, ни приглашением к дальнейшему диалогу. Сознательная коммуникативная неудача, которая, конечно, авторами воспринимается наоборот — как успех.
Вспомним Болотную и Поклонную с их лозунгами. Как отмечали блогеры и журналисты, Поклонная по креативу проиграла почти всухую. Но дело и не в креативе, и не в конкурсе «кто остроумнее продолжит фразу» («Не раскачивай лодку — получишь веслом!» и «Не раскачивайте лодку — нашу крысу тошнит»). Дело в том, что Поклонная, которая задумывалась именно как ответ Болотной, получилась не то что не похожей на ответ, а вообще вызвала неудомение своим посылом.
Ведь лозунги типа «Мы — против революции и развала страны!» подразумевают некую скрытую оппозицию, некий ответ, спор. Но ни на Болотной, ни на Сахарова призывов к революции и уж тем более к развалу страны не звучало. Кому тогда ответ? Опять самим себе? Или еще из «поклонного творчества»: «Хватит потрясений — время созидать». Налицо скрытый тезис: некто все разрушает, а мы созидаем. Но кто и когда на митингах протеста высказывался за разрушения и потрясения? «Нестабильность в стране, кому это выгодно?» — вопрошали авторы плакатов. Действительно, кому?
«При Путине мой ребенок пошел в детский сад», — было написано на плакате, с которым стояла молодая женщина. Опять скрытые тезисы: детский сад — это уникальное достижение — раз; при других, не при Путине, этого блага можно лишиться. Снова лозунг как разговор с самим собой, оппонент отсутствует.
Кстати, свидетельством искусственности таких коммуникативных приемов и самих текстов было почти мгновенное забвение всех этих лозунгов. Тогда как «болотный» словарь, как известно, прочно вошел в лексикон, а многие фразы стали мемами.
Ну а в Лужниках эффект односторонней коммуникации умножился многократно, но особенно усилился агрессивный, воинствующий компонент. Стоит напомнить, что все митинги оппозиции были подчеркнуто неагрессивны. Интересно, что даже появилось слово «мимимитинг», образованное от сетевого жаргонного «мимими». «Мимимитинг» — это такой «хорошенький» митинг, веселый и дружелюбный, где все улыбаются и креативят. И речевому пространству этого митинга уж никак не свойственна тема войны, битвы и злобных врагов, которые окружают кольцом. Кому тогда адресованы речи в Лужниках? Каким врагам, которым нельзя сдаваться?
Если бы это действительно был какой-то диалог, своеобразные митинговые дебаты, то за ними, думаю, всем было бы интересно наблюдать. А так — снова о пополнении словаря — не возникло ничего, кроме выражения «мериться митингами», которое подразумевает битву исключительно размеров, а не каких-то других качеств и характеристик.
Получилось так, что воинственные тексты Поклонной и Лужников стали лишним доказательством их искусственности — тут и ряды автобусов показывать не надо. Кажется, как будто «принуждение к митингу» действовало не только для людей, но и для слов — искусственных, неживых, залежавшихся на каких-то складах. И давно не вступавших ни в какую химическую реакцию с другими словами.
А ведь, наверное, можно было бы и иначе.