Встречавшие нас на границе замечательные наши водители (даже имена у них самые что ни на есть грузинские — Резо, Гия, Мамука) немедленно вместо «здрасте» с гордостью предъявили нам два огромных бидона с молодым вином — подарок, который предполагалось и, более того, настоятельно требовалось употребить сегодня же вечером.
Застольничали вкусно, обстоятельно и весело, без малейшего намека на деловой в общем-то изначально характер наших отношений. Выпили, как и было велено, все до дна. По крайней мере я так предполагаю, потому что довольно смутно помню окончание банкета. Ближе к двенадцати ночи грузины начали петь, разливая под звездным небом изумительное многоголосье, в районе двух дело дошло уже и до танцев. Ну и конечно, тосты. Замысловатые, красивые, вдохновенные. Умом-то понятно, конечно, что это не «индпошив», а вполне устоявшиеся словесные обороты, но все равно произносимые с таким искренним душевным посылом слова воспринимаются очень лично, и приятно по-настоящему.
В село Кумурдо приезжаем смотреть собор Х века. Место не туристическое, собор хоть и изумительной красоты пропорций, с уникальной многолепестковой планировкой, имеет вид немного заброшенный. Впрочем, именно эта заброшенность, потертость, как будто смазанность линий фасадов, проросшие прямо на сводах полевые цветы придают ему спокойное тихое очарование. Но самый главный сюрприз внутри. Шагаем в проем портала и оказываемся под зияющей пустотой провала купола, отсутствие которого снаружи не было заметно. Под этой очерченной правильной окружностью бездонной пустотой стены собора словно наливаются центробежной силой и устремляются вверх с мощью и выразительностью большей, чем было по силам вложить в них возведшему их зодчему. И случается чудо: отсутствие архитектуры становится созидающей силой в большей степени, чем ее наличие.
Вступая в разговор, грузины, все как один, постоянно говорят о том, что любят Россию и русских, что не нужно обращать внимание на то, что творят политики
А практически прямо под несуществующим куполом, в одном из «лепестков» храма стоит низенький самодельный деревянный столик, а за ним друг напротив друга на табуреточках два пожилых грузина. Оба колоритные до невозможности: один в войлочной шапочке-сванке, другой в сопоставимой по диаметру с купольной окружностью кепке-аэродроме. Перед ними на столе пластиковая бутылка с этикеткой кока-колы, явно, впрочем, наполненная не газировкой, а домашней чачей, и нехитрая закуска в виде сыра и, кажется, половинки сырой луковицы. Мы им страшно удивились. Они нам не удивились совершенно. Хотя и извинялись, угощая чачей, что на всех может не хватить, потому что первый раз к ним столько людей приезжает.
Этого колоритного грузина в кепке-аэродроме Татьяна встретила в соборе в селе Кумурдо
Возникло подозрение, что знаменитая фраза про отсутствие дорог и наличие исключительно направлений на самом деле придумана не про Россию, как мы привыкли считать, а именно про Грузию. Первые несколько дней путешествия мы асфальта практически не видели, да и до грунтовых дорог наши водители не особенно снисходили. Маршрут выбирается по принципу «по азимуту». Побочным следствием этого способа передвижения является постоянная немилосердная тряска, зато в качестве бонуса мы имели виды и ландшафты весьма и весьма живописные. В принципе одно другое уравновешивало. За исключением случая, когда мы, спускаясь от высокогорного озера, неожиданно въехали в область плотного белого тумана. Видимость мгновенно упала в ноль, но двигаться, хоть и очень медленно, мы продолжали, поскольку было понятно, что явление это скорее пространственное, нежели временное: гигантский ком тумана был насажен на гору в средней ее части как сахарная вата на палочку, и поэтому стратегически наиболее быстрым способом из него выбраться было как можно скорее спуститься к подножию. Что мы и проделали, безнадежно выпучив фары и истошно сигналя на каждом повороте, хотя, честно говоря, ехать было очень страшно.
Еще одним дорожным сюжетом, заставившим поволноваться, был спуск к скальному монастырю Вардзия: головокружительный серпантин, весьма приблизительно, на живую нитку наметанный на склоне, опять-таки без какого бы то ни было самого разбитого асфальтового покрытия. Виды, конечно, снова были нереальные. Жаль, я смогла их оценить только потом, разглядывая сделанные друзьями фотографии: очень высоты боюсь, а в сочетании со скоростью особенно.
К скальному монастырю Вардзия надо ехать по головокружительному серпантину. Очень страшно
Короче, единственной виденной мною в Грузии дорогой, которую я готова признать таковой в прямом лексическом значении этого слова, был автобан Батуми—Тбилиси, прямой, как стрела, проложенный совсем недавно по американскому образцу — с отбойниками, аварийными карманами и световой разделительной полосой. Непонятно только осталось, сколько стране потребуется времени на то, чтобы не только проложить шоссе от столицы к морю, но и решить дорожные проблемы провинции в целом. Если это, конечно, вообще входит в план.
Грузины в подавляющем большинстве своем по характеру очень позитивные. Не только в деревнях, но и в крупных городах незнакомые люди часто здороваются и вам улыбаются, причем как-то очень лично, а не на американский манер «вообще». При этом, вступая в разговор, грузины, все как один, постоянно говорят о том, что любят Россию и русских, что не нужно обращать внимание на то, что творят политики. Доброжелательность эта, впрочем, является характеристикой грузинской души в целом более, нежели иллюстрацией отношения непосредственно к России. Что говорить, если один из центральных мостов в Тбилиси украшен иллюминацией, с помощью которой азбукой Морзе на языке эсперанто в космос транслируются дружеские приветствия от грузин всем земным и неземным цивилизациям!
В общении грузины независимо от реального возраста ведут себя как дети. С ними невозможно ругаться, и более того, даже просто в их присутствии лучше воздержаться от выяснения отношений, потому что они сразу начинают настолько искренне печалиться, что становится стыдно за свою несдержанность. Причем независимо от того, был ли для недовольства реальный повод или нет. Грузины искренне не понимают, как можно быть недовольным таким сокровищем, как жизнь.
Если за друга нужно жизнь отдать — запросто, а вовремя за ним на машине заехать — это для грузина непосильно
При этом гедонизм их по большей части совершенно безосновательный. Опоздать, не исполнить обещанное или исполнить не полностью — это для грузина в порядке вещей. В быту, естественно. Если за друга нужно жизнь отдать — запросто, а вовремя за ним на машине заехать — это для грузина непосильно. Они каким-то фантастическим образом одновременно страшно активные и ужасно медленные. В ответ на любую просьбу всегда «пожалуйста» и «без вопросов», но при этом ничего не работает. Квинтэссенция этого подхода к жизни воплощается в покрывающей весь Тбилиси Wi-Fi-сети. Называется она Tbilisi loves you, видна абсолютно везде, но подключиться к ней по неизвестной технической причине не представляется возможным. Грузины живут по принципу «нет у меня проблем, есть у меня проблемы — я все равно улыбаюсь», который, правда, имеет тенденцию опасно быстро превращаться в принцип «нет у ТЕБЯ проблем, есть у ТЕБЯ проблемы — Я все равно улыбаюсь».
Сильнейшее впечатление произвел город Боржоми. Немного стыдно сказать даже. Объективно говоря, конечно, есть чем впечатлиться: и тем, как бережно, словно цветок в ладони, упокоен город в разломе фантастической красоты ущелья; и вкусом искусной деревянной резьбы фасадов главного променада в стиле модерн — все-таки курорт есть курорт, не великая архитектура и не ставшие шедеврами мирового художественного наследия росписи, а сердце екает. Может быть, причина в том, что Боржоми на подсознательном уровне воспринимается не как реальный населенный пункт, а как город — сюжет из классической русской литературы (см. Лермонтова, Чехова и т.п.), иногда маскирующийся под другим названием, но архетипически все равно очень узнаваемый.
Среди грузинских храмов есть очень внушительные, как, например, знаменитый Светицховели в Мцхете, но в подавляющем большинстве своем они сработаны словно по единому образцу
Даже напрягаться особенно не приходится, чтобы переодеть минимальным усилием воображения прогуливающихся в городском саду мужчин в светлые льняные костюмы и соломенные шляпы, а женщин — в длинные белые платья. И каждой в руки по кружевному зонтику. А через одну — по маленькой собачке. Дети, понятное дело, все как один, должны быть в матросских костюмчиках. Сладкий теплый воздух, имеющий, кажется, не только запах, но даже вкус и текстуру. Бойкая торговля около источников здоровьем на разлив. Благодать… Мы въехали в Боржоми, когда на него начинали опускаться сумерки, и они придали образу романтического города-курорта окончательную завершенность. Ужас, наверное, какие в этих декорациях в свое время любовные драмы разворачивались, особенно учитывая, что заняться-то больше на водах нечем было…
Тбилиси — современный город, не имеющий, как и многие другие столицы, ничего общего с остальной страной, половина которой продолжает отапливать свои дома сушеным коровьим навозом
В Грузии много живописи и мало архитектуры. Не количественно, конечно, мало, а содержательно. Храмов на территории страны выстроено в избытке, и есть среди них очень внушительные, даже величественные, как, например, знаменитый Светицховели в Мцхете или базилика Баграта в Кутаиси. Однако в подавляющем большинстве своем они сработаны словно по единому образцу, практически как куличики, и даже внешний декор у них простенький, они как максимум скромно украшены наложенными сверху, будто на скорую руку, немногочисленными горельефами. Не скажу, что это некрасиво, но особенно когда заходишь во внутреннее пространство храма, возникает стойкое ощущение, что и ставился-то он, в сущности, только для того, чтобы сформировать под фрески поверхность стен и сберечь их от непогоды крышей. И вот фрески как раз грузинские, почти все мастерства великолепного и изысканности редкой. Цвета, пластика фигур, образы — все совершенно и, к счастью, по большей части сохранно. Почему так получилось, кто и когда, а главное, зачем кинул в воздух монетку, которая упала вверх той стороной, что была загадана как «живопись», и вниз «архитектурой», совершенно непонятно. Но факт — что-то подобное явно однажды произошло.
Тбилиси — современный город, не имеющий, как и многие другие столицы, ничего общего с остальной страной, половина которой на текущий момент продолжает отапливать свои дома сушеным коровьим навозом. Политика властей состоит в том, чтобы сделать Грузию привлекательной для туристов, и в результате целые кварталы в центре города, обветшавшие почти до полной непригодности к жизни, в полном объеме перестраиваются. Изумительные живописные руины в стиле ар-нуво частично восстанавливаются, а частично и просто сносятся и заменяются неплохой в целом, но очевидной стилизацией. Грузины, надо признать, исполняют все довольно бережно и с архитектурной точки зрения вполне профессионально, но все равно при взгляде на эту стройку, которая сметает живую историю могучим ураганом, сердце щемит. Старый город, как ни парадоксально это звучит, активно строится.
В центре Тбилиси целые кварталы, обветшавшие до почти полной непригодности к жизни, в полном объеме перестраиваются
Не могли мы, конечно, не посетить знаменитые тбилисские серные бани. Работают бани круглосуточно и, судя по всему, являются даже в меньшей степени туристическим аттракционом, нежели любимым местом проведения досуга самих тбилисцев. Поэтому и атмосфера внутри совершенно домашняя, как будто мы имеем дело не с, выражаясь казенным советским языком, предприятием сферы обслуживания, а с семейной банькой, куда нас пустили попариться в отсутствие хозяев по дальнему знакомству. Отдельно добавила колорита банщица в изумительном красном белье ниже пояса, терявшемся в складках ее богатых телес, которая появилась в раздевалке нашего кабинета без стука и, несмотря на то что мы с подругами в этот момент расслабленно пили чай между заходами в парилку, начала нас не терпящим возражений тоном воспитательницы детского сада строить на помывку. Но в целом все очень понравилось. Чисто. Полотенца дают сколько хочешь. И чай они заваривают хороший, и заварки не жалеют.
Было в Тбилиси два места, которые для меня оказались наполненными какой-то особенной энергетикой. Во-первых, замечательный памятник Параджанову, композиция которого повторяет известную фотографию, где он смеясь бежит вприпрыжку по улице с развевающимися полами пиджака, похожими на крылья бабочки. Памятник расположен таким образом, словно режиссер проходит сквозь стену одного из домов, и в этом сильном, уверенном и в то же время трагически окрашенном движении преодоления в сочетании с широчайшей улыбкой на лице есть какой-то мощнейший эмоциональный посыл. Почему-то напоминает фильм Бениньи «Жизнь прекрасна», он о чем-то подобном.
Памятник Сергею Параджанову в Тбилиси
Второе поразившее меня место — это театр марионеток Резо Габриадзе. В плане архитектуры и интерьера это место совершенно уникальное, изумительный образец таланта и вкуса, что, как известно, парадоксальным образом далеко не всегда сочетается друг с другом. На стенах расположенного на первом этаже театра ресторанчика, где мы, конечно, остановились выпить кофе, афиши, причем не только современные, но и, например, с премьеры фильма «Кин-дза-дза!», соавтором сценария которого создатель театра был вместе со своим другом Георгием Данелией. Думаю о том, что все эти замечательные, талантливые, умные и достойные люди — Параджанов, Данелия, Габриадзе — давно стали для меня воплощением чего-то советского-несоветского. Не знаю, как сказать точнее, но надеюсь, понятно. Их творчество имеет для меня ценность не только само по себе, я чувствую в нем некоторое сообщничество со мной как с человеком, родившимся в советскую эпоху, но пережившим ее и отринувшим.