Сейчас, когда я пытаюсь вызвать из прошлого образ 91-го года как некоего пространства текста и слова, я сразу вспоминаю две реплики. Первую произнес соседский попугай, во время тех событий его научили приветствовать всех входящих в квартиру криками: «Демократы пришли! Уррра!» Вторую я услышала в Большом театре. Тогда я училась в детской хоровой студии, и в один из выходных после путча нас повезли на «Севильского цирюльника». Прямо в середине одного из актов один из актеров неожиданно пропел, не выходя из роли: «Я-а-а поше-о-о-о-л в Гэ-Ка-Че-Пэ-э-э-э». В этих двух репликах – очень точная характеристика происходивших тогда событий. Дискурс (ругаемое сейчас за излишнюю «модность» слово, которым в 91-м еще так просто не разбрасывались) путча, переворота проникал, просачивался во все сферы, будь то опера или разговор с попугаем.
Языковую изобретательность, искрометность, способность к мгновенной импровизации, игре – именно это прежде всего вспоминают лингвисты, которые в дни путча совмещали работу по сбору словесных артефактов с защитой демократии.
Сотрудники института русского языка РАН Нина Розанова и Маргарита Китайгородская все три дня провели у Белого дома с диктофонами на шее. Дело в том, что последние 30-40 лет они занимаются тем, что изучают язык города необычным способом. Ходят по городу с «подслушивающими устройствами» и, проникая инкогнито в магазины, электрички, на рынки, митинги, в повсеместные (тогда) очереди, записывают живую речь горожан. Сначала диктофоны были огромные – не спрячешь, потом все меньше и меньше. «В 91-м мы работали методом скрытого наблюдения, - вспоминает Нина Розанова. – Тогда уже были хорошие маленькие диктофоны, их вешали на ручку сумки. И мы делали эти записи». Муж Розановой тогда был в больнице и, узнав о путче, тут же позвонил домой: «Не вздумай ходить». «А я поняла, что надо идти, - говорит Розанова. – Хотя было страшно, тревожно». Главное, что поразило ученых, - всеобщий дружелюбный настрой. Даже когда один раз они все же попались с диктофоном, ни до какого конфликта дело не дошло. Мужчине, который заметил микрофон на сумочке, объяснили: это для истории. «Поражал колоссальный творческий потенциал, который вырвался наружу, - с восхищением вспоминает Нина Розанова. – Это проявлялось во всем. Бесконечные шутки, частушки, гармошка играла, сочиняли прямо на ходу. Плакаты были самодельные, рисовали и придумывали надписи тут же. Сейчас, на организованных митингах, все это исчезло».
Действительно, примеры языковой игры образца 91-го года вспоминают до сих пор. Так, даже те, кто в силу юного возраста смутно помнит сами события, тут же припоминают строчку: «Забил заряд я в тушку Пуго» или российский триллер «Кошмар на улице – Язов!». Упражнялись с цитатами из классики: «Врагу не сдается наш гордый Борис, пощады не жди, Хасбулатов!» Придумывали в большом количестве аббревиатуры. Но вот они как раз оказались одноразовыми. Как, например, придуманный Александром Невзоровым «ебелдос» (сторонник Ельцина – Ельцин, Белый дом, Свобода). Ходили слухи, что Ебелдосом даже умудрились назвать какое-то несчастное дитя 90-х. Или «дебилдинг» - демократический билдинг (известно какой). Обыгрывание инициалов Бориса Ельцина с нецензурными аллюзиями – вообще одна из примет 90-х. Но если сами аббревиатуры ушли, то способ их образования в истории остался (достаточно вспомнить появившиеся позже сокращения БАБ, ДАМ и ВВП).
Появлялись и серьезные, не шутливые наименования. Многие уже не помнят, что именно в 91-м году Ленинку переименовали в РГБ – Российскую государственную библиотеку. Созвучие аббревиатуры с другим известным образованием в эпоху демократических перемен почему-то никого не смутило.
"Московские новости" 20 лет назад
Скачать (в формате PDF) последний "советский" номер "Московских новостей", вышедший накануне путча, можно по этой ссылке. В этом номере, в частности, публикуется проект Союзного договора.
Скачать (в формате PDF) экстренный выпуск "Московских новостей", вышедший 21 агуста 1991 года, можно по этой ссылке. Подробнее об этом номере - в беседе главного редактора "МН" Владимира Гуревича и писателя Александра Кабакова - тогда обозревателя газеты.
Скачать (в формате PDF) первый выпуск "Московских новостей" после провала ГКЧП, можно по этой ссылке.
В 90-е особенно ярко проявилась и еще одна из отличительных черт нашей языковой картины мира – стремление с помощью слова персонифицировать беду. Так, появилась «павловская реформа», позже – «гайдаровские булочки». Традицию продолжили и 2000-е с «лужковской Москвой» и совсем свежей «собянинской плиткой».
Злободневные стихи, песни тогда пестрели окказиональной лексикой, неологизмами.
Хунте
Нам порядок обеспечен,
Комитет нам друг и брат!
Он немного пиночетен
И слегка хусейноват.
(Владимир Орлов // ЛГ. - 1991. - 19 авг.
А журналист Леонид Радзиховский именно в 91-м придумал слово «Союзгулаг»: ...В ряду всех больших и малых обманов в фундамент страны был заложен и этот. И все было нормально, пока голое насилие держало липовые республики в общем Союзгулаге. Ослабло насилие - ложь обнажилась (ЛГ. - 1991. - 12 июня.).
Впрочем, языковое же творчество проявлялось не только в пространстве митинга или на страницах газет, оно проникало всюду. Как пишут Н.Розанова и М.Китайгородская в своей книге «Языковое существование горожанина», настоящей творческой «лабораторией» становилась очередь – одна из главных примет начала 90-х. Именно там рождались те же частушки, рифмовки и даже анекдоты. Продавцы и покупатели как будто состязались в остроумии.
(Кооперативный магазин «Колбасы». В витрине шоколадки «Сказки Пушкина». Покупатель А. обращается к продавцу)
А. А что/шоколадки из мяса?
П. Угу// (смеется)
Б. (другой покупатель подхватывает шутку) Мясо кончилось, остались одни сказки!
(Разговор в овощном отделе)
А. У вас огурцы соленые есть?
П. Только в Красной книге//
(Пожилая женщина в отделе «Сувениры» рассматривает иконы. Записано 25 декабря 1991 года после введения свободных цен)
Ж. И Боженька в цене стал! О Гос-с-поди!
Именно в начале 90-х доживали свои последние годы одни из главных составляющих языкового концепта «очередь»: глаголы «достать», «давать», «выкинули» и «выбросили» и существительные «заказ», «нагрузка», «талон». Применительно к магазинам многие вспоминают и «комки» - комиссионки. Они были и раньше, но у многих ассоциируются именно с той эпохой. Мне, я помню, в комке купили куртку, которой я почему-то очень гордилась и носила чуть ли не до окончания школы.
«Те три дня у Белого дома, - продолжает вспоминать Нина Розанова, - запомнились еще и непривычным многоголосием, полифонией». Речь интеллигентов и работяг, провинциалов с полным набором диалектизмов и иностранцев с полным набором акцентов. «К вечеру 19-го поняли, что надо организовывать баррикады, - рассказывает Розанова. - И появились ребята, служившие в армии, просто военные. Вот тогда мы очень много услышали военного жаргона. А люди сугубо гражданские поневоле начинали осваивать этот пласт. Одна женщина все никак не могла запомнить названия военных машин, парни ее поправляли».
(Записано 19.08.91 на площади перед Белым Домом. Пожилая женщина Г. рассказывает о последних событиях)
Г. А новая информация/ это то/ что/ десантники щас рязанские здесь//
Д (муж.). А что это значит?
Г. Ну они перешли на сторону-у... восемь этих самых/ да... на-а... как они... не...бэ...мэ... как они? Нет-нет...бэ... мэ...это самое... как они?
В (муж., подсказывает). Бэ-тэ-эры//
Г. Нет/ даже не бэ-тэ-эры// По-другому они как-то называются//
Е (муж.). БМП//
Г. БМП// Сэршенно верно// А-а... ай... это самое м-м... дивизия... не дивизия/ а-а... гарнизон/ перешел//
Д. Рязанская?
Г. Не рязанская/ это рязанская вот она// А гарнизон/ в это самое... как он? Кан[т'э]мировский был//
В. Та... та дивизия/ которая в свое время спасла/ от бериевского переворота//
Г. Ну это черт с ним/ с Берием// Вось... десять та... этих самых танков пришло//
Собственно 91-й год ничем особенным, новаторским в языковом отношении не запомнился. Но, пожалуй, именно с него началась эпоха больших вербальных перемен. Лингвист Максим Кронгауз называет несколько тенденций (которые тогда еще не превратились в тренды!). Это бурный поток компьютерной лексики ( в обиход постепенно входят, собственно, слова компьютер и принтер); это начало освоения криминального арго, которое приходит с появлением первых кооперативов (появляются «крыша», «разборки», «наезд», «беспредел» и, кстати, слово «братва»); наконец, это начало расшатывания табу и проникновение мата в СМИ и на сцену.
Филолог Гасан Гусейнов напоминает, что «в сознании многих миллионов современников конец эпохи совпал с двумя публичными матерными высказываниями из высочайших уст. Михаил Горбачев 21. 08. 1991 назвал членов ГКЧП «мудаками» и рассказал по ТВ, как в Форосе «он послал их куда русские люди посылают». На протяжении всего 1992 года слова Горбачева «Ну что, доигрались, мудаки?» переадресуются другим деятелям российской политики». Вспоминает Гусейнов и реплику Мстислава Ростроповича, в те дни прилетевшего в Москву к Белому дому. Тогда Ростропович дал интервью радио «Свобода», в котором рассказал, как пограничники в «Шереметьево» осведомились, не на конгресс ли соотечественников он приехал. «Да ебал я этот конгресс!» - ответил Ростропович, и его ответ на следующий же день процитировали на первых полосах «Коммерсантъ» и «Независимая газета». Вспоминают также, как вся Пушкинская площадь, узнав по включенному громкоговорителю о конце путча, дружно и долго скандировала: «Пиздец, пиздец!!» Так мат вышел в публичное пространство и стал сливаться с официальной нормой.
Впрочем, любопытно, что, по словам Нины Розановой, во время трехдневного дежурства у Белого дома никакого потока мата она не слышала. Говорит, при женщинах мужчины старались не выражаться. Ее даже немного удивило то, что в экстремальных условиях не забывали о нормах этикета.
А еще говорят, что именно 90-е породили главного речевого монстра, пожирателя смысла, прилипчивый сорняк «как бы». Вернее, известен-то он был давно. Как пишет лингвист Ирина Левонтина в книге «Русский со словарем», «оно приобрело популярность в позднесоветский период как интеллигентское словцо. Первоначально в нем была даже некоторая фронда…» Но именно в 90-е «как бы» стало распространяться со скоростью колорадского жука. Зыбкость очертаний нового мира, туман по ту сторону переворота, неуверенность, тревога. Но и спустя 10, 15 и даже 20 лет упрямое «как бы» не хотело уходить. Тревога ушла, а на смену ей пришла боязнь своего мнения, нежелание высказываться определенно, «какбыкание» на всякий случай, легкое отстранение от самого себя. Порой напрашивающееся в «паразиты» «на самом деле» так и не пришло ему на смену…
После плодовитых 90-х лингвисты Розанова и Китайгородская остались один на один с огромной фонотекой. Тысячи записей, а расшифровывать, кроме них, некому. Работа идет медленно. И, может быть, к следующему юбилею они найдут на раскопках 90-х и 2000-х такие речевые артефакты, которые еще лучше расскажут о том, как все было НА САМОМ ДЕЛЕ.