О детстве на Остоженке
Я почти всю жизнь прожила в Хамовниках. Ненадолго переезжала в Беляево, но потом снова вернулась в центр, теперь живу недалеко от Плющихи. Главное отличие Хамовников моего детства от нынешних в том, что тогда весь центр — Арбат, арбатские переулки, Остоженка, Пречистенка — состоял из сплошных коммуналок, поэтому улицы были удивительно оживленными. Дети бегали, люди сновали туда-сюда — в магазины, в обувные мастерские, в которые, кстати, стояли страшенные очереди.
Я родилась в 1944 году. Мы жили в Мансуровском переулке на Остоженке (тогда она называлась Метростроевской) в большом кооперативном доме 30-х годов, он сейчас сохранился. Мой отец купил там комнату: до войны это можно было делать, видимо, такая возможность оставалась еще от НЭПа. Но это не была собственность — продать ее нельзя было, разве что нелегально. Это была комната в трехкомнатной квартире, но, к счастью, кроме нас, там жила только одна семья. Не могу сказать, что я испытала «прелести» коммуналки, потому что у нас все жили очень дружно, я вспоминаю о том времени с большой нежностью и любовью. Наш сосед был инженером того же профиля, что и мой отец, занимался вентиляцией и теплоустройством промышленных предприятий, поэтому у них были общие интересы.
Не могу сказать, что наш дом был социально однородный. Конечно, там было много служащих. Например, одна моя подруга была дочерью советского торгпреда. Кем был отец другой подруги, не знаю, но у них была четырехкомнатная квартира и примерно в 1954 году появился «Москвич» — первая машина в нашем дворе и в нашем переулке. Этажом ниже жил сотрудник КГБ, причем очень высокого ранга: когда в 1960-м году над Уралом сбили летчика-разведчика Пауэрса, он ездил его допрашивать.
Но в этом же доме жили и совершенно простые люди. Были квартиры по пять комнат, и там жило по пять семей. 
Напротив нашего дома стояло двухэтажное деревянное здание, наверное, еще XIX века, довольно затейливое. Оно было одной огромной коммунальной квартирой, там семей 15 жило. Вдоль огромного коридора двери справа и слева вели в комнаты, и на втором этаже так же. Мы по этому коридору катались на трехколесном велосипеде.
У нас с этим домом был общий двор, а тогда ведь и дружили, и воевали дворами. Во дворе жизнь была очень веселая: зимой заливали каток, летом натягивали волейбольную сетку, ставили стол для пинг-понга. Хозяйкой двора была дворничиха тетя Аня, я ее помню со шлангом — она мыла, драила, поливала деревья и кусты. И за детьми присматривала, видела, если кто чужой во двор входил. А вот бабушек на лавочках не было.
Каждый год весной по радио объявляли: с такого-то числа снижаются цены на следующие продукты – и далее следовал достаточно большой перечень
Я успела поучиться в трех школах. Последняя, 29-я, была в пяти минутах ходьбы от бассейна «Москва», у нас там проходили уроки физкультуры. Мы не знали, что на этом месте раньше было. Я даже еще помню время, когда и бассейна-то не было, только огромный котлован со сваями за деревянным забором, а станция метро «Кропоткинская» называлась «Дворец советов». Билет в бассейн стоил очень дешево, кажется, 50 копеек. Места было много, никакой толкучки. Уникальное было сооружение. Жаль, что на неподходящем месте. 
О продуктовом изобилии
Напротив нашего переулка был продовольственный магазин, его называли «Четвертый», не знаю, почему. Он до сих пор существует. Я помню, как мы там стояли в очереди за мукой. Это был, наверное, 1947 или 1948-й год, сразу после войны. Люди чернильным карандашом писали номерки, стояли с детьми, потому что на ребенка тоже полагалась какое-то количество муки.
С продуктами, кроме муки, в 50-е годы не было проблем. На Остоженке был продовольственный магазин, который называли «Три поросенка» — на этом месте теперь какой-то магазин элитной одежды. Там в витрине стояли три веселых пляшущих поросенка, увитых сосисками.
А в «Четвертом» магазине в витрине были уложены пирамидами банки с крабами, и их почему-то никто не брал, хотя дорогими они точно не были. Еще помню эмалированные лотки с черной икрой разных сортов. В том числе была икра с какими-то пленками, видимо, неочищенная. Дешевая, но вкусная.
Но самое главное — нам носили продукты на дом. Из деревень — они тогда ближе к Москве были — приносили картошку, молоко, яйца. Мало того, из магазина приносили продукты! Не по заказу, сами приходили и предлагали. Я прекрасно помню: приходила тетенька с плетеной корзинкой, а там — кефир в бутылках с серебряными крышечками, молоко, французские булочки — такие вытянутые булки с хрустящим гребешком, может быть, масло. Мне кажется, чуть ли не каждый день приходили. Не знаю, зачем это магазину было нужно. Раньше никто этим вопросом не задавался, но теперь я действительно не понимаю, зачем.
В парке Горького, как и сейчас, заливали дорожки, правда, раздевалок не было. Мы переобувались на сугробе
Это изобилие, конечно, было отголоском сталинских времен (я сейчас не говорю о том, какой ценой это досталось). У нас в квартире была такая черная тарелка — репродуктор, и каждый год весной, мне кажется, в марте, по радио объявляли: с такого-то числа снижаются цены на следующие продукты — и далее следовал достаточно большой перечень, диктор читал его ровным заунывным голосом. О повышении цен по радио не говорили, и я думаю, что его и не было, или было на какие-то отдельные продукты. В 60-е годы это изобилие начало исчезать.
О парке Горького
Летом меня увозили в деревню, поэтому Парк Горького я помню только зимой. Он был прекрасен. Там, как и сейчас, заливали дорожки, правда, раздевалок не было. Мы переобувались на сугробе, отдавали обувь маме и катались, а мама стояла, ждала. Но что там было особенное — сейчас такого нет — это две деревянные залитые горки, высотой этажа в два. Одна была винтовая, другая просто длинная и прямая. Ледянок тогда не было, поэтому катались кто на картонке, кто на шубе. Все было бесплатно. Правда, никакой еды в парке не продавали, никаких кафе не было, но тогда это вообще мало где было.
День рождения ЦПКиО им. Горького - 85 лет главному парку Москвы
О работе в «Интуристе»
Я заканчивала педагогический институт имени Ленина, факультет иностранных языков (у меня основным был французский), и чтобы избежать распределения в школу, перешла на вечернее отделение. Правда, распределяли тогда не только в школы и техникумы, еще можно было в КГБ идти работать. Кто-то на это соглашался, потому что условия там предлагались хорошие, а люди не представляли, что это за контора. Какая-то полувоенная организация, ну буду я лейтенантом, подумаешь! Но в КГБ я тоже не хотела. С помощью знакомых попала на собеседование в «Интурист». Меня взяли. Так я почти всю жизнь и проработала там переводчиком — сначала с французами, потом с итальянцами. В «Интуристе» каждые два-три года были курсы повышения квалификации. Месяца на три снимали народ с работы и «образовывали» — читали лекции, показывали запрещенные в СССР фильмы, например, Феллини, чтобы мы не ударили в грязь лицом перед иностранцами, могли поддержать разговор.
У каждого переводчика в КГБ была своя тетрадка, которую убирали под замок, и ты в ней должен был писать, кто из туристов что сказал
В то время «Интурист» был единственной организацией, которая работала с иностранцами, поэтому с нас ни на минуту глаз не спускали. Нельзя было переписываться с теми, кто побывал в России, они могли писать только на адрес «Интуриста» и все письма, естественно, перехватывались. Ты должен был все время отчитываться перед КГБ. У каждого переводчика была своя тетрадка, которую убирали под замок, и ты в ней должен был писать, кто из туристов что сказал. Особенно после первомайских демонстраций или парада надо было, не достояв с туристами, бегом бежать отчитываться о том, что они говорили (а туристы обожали смотреть на парады и демонстрации). Можно было, конечно, и на коллег доносить, но я не знаю, чтобы кто-то это делал.
А с туристами все происходило очень весело: мы выдумывали фамилии, брали их из газет, и писали, например: «Синьор Росси сказал…» — и дальше цитата из Брежнева. Вообще-то мы кагэбешников боялись, но не в этом случае. Они же не могли проверить, кто что на самом деле говорил. А был ли действительно такой синьор, они не проверяли, потому что ничего крамольного в наших отчетах не находили.
Кроме Кремля, Красной площади, Третьяковки мы водили туристов в Университет на Воробьевых горах: огромные аудитории амфитеатром, холлы в мраморе, геологический музей, панорама Москвы, общежитие — там были определенные образцово-показательные комнаты — им все это было очень интересно.
Где их раньше селили? В конце 70-х было очень много туристов из коммунистического общества «Италия-СССР», их привозили сюда бесплатно. Их размещали в гостинице «Останкинская», в «Балчуге» (тогда он выглядел совсем по-другому), иногда еще в «Центральной» на Тверской, там удобства были на этаже. Но они все равно были рады, потому что бесплатно ехали в страну победившего социализма.
А других, не коммунистов, которые ехали за свои деньги, селили в «Национале», «Метрополе», «Белграде» на Смоленской — их тогда было два, «Белград-1» и «Белград-2», друг напротив друга. Потом к Олимпиаде построили «Космос». Затем — страшное здание «Интуриста» на Тверской. Вот, пожалуй, и все, тогда гостиниц особо-то и не было.
Во времена Горбачева иностранцы очень радовались за нас: «Подождите, пройдет 5-10 лет, и вы будете жить, как мы!»
В перестройку туристов стало столько, что им не хватало мест в гостиницах. Рассказывают, что однажды в «Космосе» туристам дали спальные мешки и на одну ночь поселили в бассейне, который был закрыт на профилактику, без воды. А утром туда кто-то пустил воду. Но я лично при этом не присутствовала, возможно, это всего лишь анекдот.
Во времена Горбачева иностранцы очень радовались за нас: «У вас все так изменилось! Подождите, пройдет 5-10 лет, и вы будете жить, как мы!» Они нам очень сочувствовали. Когда у нас начался продовольственный кризис, они везли нам сахар, макароны, крупы, чтобы как-то поддержать переводчиков.
Когда здесь случился путч, Alitalia предложила эвакуировать тех туристов, кто хотел прервать свое пребывание в России. Но в моей группе таких не оказалось, и мы продолжили нашу программу. Стоим в очереди в Оружейную палату и слышим гул. Молодой человек из группы говорит: «По-моему, это танки». — «Что вы, — говорю, — откуда тут танки!»
Выходим из Кремля и видим картину, которая напомнила мне фильмы про 1917-й год: совершенно пустая Боровицкая площадь, ни людей, ни машин, и только летают обрывки газет. И автобуса нашего нет. Автобусы выгнали, потому что действительно шли танки. Правда, когда мы вышли, танков уже не было, только следы от них остались. Автобус я потом нашла за Библиотекой Ленина.
Один из моих итальянцев даже успел сходить на митинг около Белого дома. Воспоминаний потом было!
Об ужасах Беляева и любви к центру
В 1971 году я оказалась в Беляево, там была квартира у моего второго мужа. Мы жили на улице Волгина, на самом краю Москвы. Метро «Беляево» тогда не было, добирались от «Юго-Западной», откуда ходил один-единственный автобус. Однажды я должна была ехать зимой на занятия в этот самый «Интурист». С Остоженки мне туда было на метро 10 минут или пешком, а тут я в колготочках вышла, красавица, на остановку — не привыкла еще к новому району. Простояла 30 минут, прокляла все на свете и вернулась домой.
Моя подруга живет на «Юго-Западной». В их районе между домами достаточно много деревьев, на балконе у нее сидишь, как в лесу: ни шума, ни копоти, сплошное удовольствие
В центре сколько ни ходишь по улице — это никогда не надоедает, на окраинах же — ужас и кошмар, все одинаковое. Но тогда в Беляеве еще сохранялась деревенька, домов пять. Там так пели соловьи! Правда, продержалась она недолго.
Потом мы купили квартиру на улице Пилюгина, в районе Ленинского проспекта. Затем мы ее разменяли, и я купила эту квартиру, в Хамовниках, потому что мне очень хотелось вернуться в свой район. Это был 2001 год, жилье здесь уже стало подороже, но все-таки купить его было еще реально.
Я привязана к Хамовникам. А моя подруга живет на «Юго-Западной», не доезжая Ленинского проспекта. В их районе между домами достаточно много деревьев, на балконе у нее сидишь, как в лесу: ни шума, ни копоти, сплошное удовольствие. Из-за зелени и однообразия домов не чувствуется. Магазинов дешевых там полно, и для детей там инфраструктура получше, а до метро пешком минут 15. Если бы вдруг возникла необходимость, туда я бы могла переехать. Но ни в какой другой район не согласилась бы.
Вся Москва глазами старожилов
Просмотреть Москва глазами старожилов на карте большего размера