67 лет назад Москва — не опустевшая, как в нынешние привычные нам «майские», а переполненная волнующимися людьми — со дня на день ожидала объявления о Победе. Оно прозвучало ночью с 8 на 9 мая — голосом, разумеется, Юрия Левитана. После этого жители столицы, и особенно многочисленные в 1945 году гости главного транспортного центра Союза, на время забыли о далеко не решенных городских проблемах. Город гулял до самого утра с истинно пасхальным — «Смертию смерть поправ» — настроением. Обнимаясь на улицах и не думая о тесноте и карточках, которыми определялись во многом тогдашние будни. Кончилась такая война, которую в Москве — впервые с наполеоновских времен — запомнили не только люди, но и камни.
Людей, которые помнят военную Москву, с каждым годом все меньше. Они тушили на крышах зажигательные бомбы, возвращались из эвакуации в квартиры, которые нужно было неделями протапливать при помощи буржуек, наконец, работали в многочисленных не уехавших в 1941 году на восток учреждениях и штабах. Но память камней жива — если знать, где искать, в столице можно найти немало следов Великой Отечественной.
Репродуктор в «деревне»
В первый день войны, 22 июня 1941 года, утро в Москве шло по еще мирному распорядку. Так, в парке «Сокольники» прошел большой детский утренник, куда привезли пионеров и октябрят со всего города и области. И только в полдень парковые громкоговорители, как и репродукторы на улицах столицы, передали речь Вячеслава Молотова, из которой москвичи и узнали о начале войны. Уличных репродукторов с тех пор в Москве не осталось, а вот парковые — на территориях ЦПКиО, «Сокольников» и нынешнего ВВЦ — кое-где еще сохранились. На ВВЦ, например, как минимум один старый громкоговоритель висит в районе «образцовой советской деревни», в ближайшие годы этому уголку парка, кстати, грозит реконструкция. Сама же система репродукторов, только с более современными агрегатами, работает в парках и сейчас.
Практически с первого дня войны, когда началась открытая массовая мобилизация, появились и пункты сбора призывников и добровольцев — их стало намного больше, чем могли «переварить» площадки мирного времени у московских военкоматов. Практически каждое школьное здание Москвы, построенное до войны, работало таким сборным пунктом. К сожалению, этих зданий тоже все меньше — идет их снос и строительство новых корпусов. Особая статья — пункты сбора городского масштаба. На Октябрьском поле (поблизости от главных военных станций железной дороги, работавших на мобилизацию) собирали городское ополчение — в честь этого и названа улица. А Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения, подчиненную НКВД, формировали на стадионе «Динамо» (сейчас там также идет реконструкция, из всего стадиона остается лишь четверть).
Даже в тяжелейшем 1941 году в Москве работали аэропорт на Ходынском поле и Тушинский аэродром — оба принимали не только военные «борты», но и самолеты зарубежных делегаций. Поля Ходынки и Тушина помнят визиты в прифронтовую Москву Уинстона Черчилля и Франклина Рузвельта. Впрочем, Ходынского аэрополя уже практически не существует, а Тушинское начинает активно застраиваться, так что нынешний год, вероятно, станет последним для этих мемориальных объектов.
Первая за время Великой Отечественной воздушная тревога прозвучала ровно через месяц после начала войны, 22 июля (имеется в виду не учебная, а реальный налет немецких бомбардировщиков). За четыре месяца бомбежек Москвы, начавшихся в июле 1941 года, на столицу было сброшено 1521 фугасная бомба и 56,6 тыс. зажигательных. Бомбы уничтожили 402 здания и повредили еще сотни; погибло более тысячи москвичей. Одна из наиболее известных пострадавших от бомбежки построек — Большой театр. Современники отмечали, казалось бы, несущественные, но знаковые разрушения — например, во многих дневниках тогдашних жителей города встречается упоминание о поваленном набок памятнике Клименту Тимирязеву у Никитских ворот.
Шпион с Воздвиженки
Известна история дома 13 по улице Воздвиженке, где жил философ и знаток античности Алексей Лосев. Дом был разрушен 500-килограммовой фугасной бомбой в ночь с 11 на 12 августа 1941 года. Сам Лосев во время бомбежки был на даче в Подмосковье, но сильно пострадали его архив и библиотека, которую ученый хранил здесь с 1917 года. «Вся моя библиотека… взлетела на воздух и оказалась погребенной в гигантской воронке. Мои близкие и друзья не пускали меня в Москву, а сами в течение всего августа выкапывали остатки книг из-под земли», — так вспоминал об этой катастрофе философ много лет спустя.
Друзья Лосева буквально откапывали книги по одной на месте взорванного дома, складывали их в ящики из-под снарядов — их дала Академия наук. Очищали от известки и грязи, сушили на натянутых веревках. Затем разглаживали старинными утюгами и отдавали переплетчикам. Так спасли около полутора тысяч книг.
Для защиты от налетов с воздуха в Москве была в первый же день войны введена жесткая система правил светомаскировки. Во время воздушных тревог запрещалось даже курить и зажигать на улицах спички; водителей, забывших о светомаскировке, немедленно лишали прав, а руководство автопредприятий (частные машины были почти полностью реквизированы в армию) наказывали дисциплинарно. В квартирах строжайше запрещалось зажигать верхний свет. К нарушителям режима относились жестко, и не без оснований: известна история, когда непонятливая и глухая старушка с Воздвиженки, все время зажигавшая свет даже во время воздушных тревог, была случайно застрелена часовым с улицы, а приехавшая скорая помощь обнаружила, что под гримом старушки скрывался 40-летний шпион. Дом, где произошла эта история, так называемый «Соловьиный», ныне не существует, на его месте котлован с замороженным строительством.
Американский фотограф Маргарет Борг-Уайт, проведшая в Москве несколько первых месяцев войны, запомнила многочисленные бригады мальчишек и женщин, дежуривших во время налета на крышах и тушивших зажигательные бомбы. Москвичка Мария Горюнова, в годы войны супруга инженера-энергетика, вспоминает, что в тушении «зажигалок» участвовали все, включая жен ответственных работников уровня директоров заводов. Помимо пожаров, вызванных «зажигалками», бедствие представляли взрывы фугасных бомб, от которых по всем окрестным кварталам вылетали стекла. Окна москвичам рекомендовали заклеивать крест-накрест бумажными лентами. Кое-где, на старых домах, следы от них можно заметить и невооруженным глазом — например, на доме работников речного транспорта довоенной постройки на Ленинградском шоссе. «У нас на некоторых окнах до сих пор видно, где клеились эти ленты», — рассказал житель дома Денис Романович.
Кое-где в Москве сохранились и будки координации ПВО — деревянные каморки строили на крышах зданий. Сеть таких постов воздушного наблюдения, обнаружения и связи была необходима до внедрения радиолокации. Одна из таких будок до сих пор находится на Новинском бульваре, на крыше здания под номером 15, примыкающего к посольству США, — она используется спецслужбами. Часть будок (например, на Бульварном кольце) используется для размещения антенного хозяйства, часть пустует.
Оборона рубежей
В октябре 1941 года Москва готовилась стать фронтовым городом. Кроме известных нескольких дней паники 16–20 октября, система управления работала на строительство в городе рубежей обороны. Так, окопы рылись и надолбы строились в районе Пресненской заставы (ныне окрестности метро «Улица 1905 года»), сразу за станцией метро «Сокол», на Дмитровском шоссе. Можайскую дорогу (теперешний Кутузовский проспект) рубежи обороны перегораживали в районе нынешней развязки Третьего кольца — там разместились блокпосты с колючей проволокой и противотанковыми надолбами.
Когда в ходе войны стал очевиден перелом, Москва чаще видела «парадную» сторону войны, хотя бытовые трудности никуда не девались. На площадях центра города, в ЦПКиО и на Садовом кольце показывали трофейные танки, самолеты и проводили колонны пленных немцев после Сталинградской и Курской операций.
Самым же заметным памятником именно Победе 1945-го в Москве стали сталинские высотки (их, согласно постановлению о начале строительства, возводили именно как памятники воинской славе) и многочисленные дома, построенные или восстановленные тысячами пленных. В наше время, правда, и эти дома — по крайней мере, малоэтажные — принадлежат к уходящей натуре, значительная их часть уже уничтожена. Но высоткам, кажется, ничего не угрожает, и это, видимо, самый стойкий в Москве памятник Великой Отечественной войне в мегаполисе.