Сдается мне, что скоро такая апологетика будет востребована и в отношении Русской православной церкви: будут выходить книги и фильмы с мифами о жадных и толстых попах и мракобесных и тупых прихожанах, а потом другие фильмы и книги с их разоблачениями. И тоже будут они востребованы — это еще одна болевая точка.
Еще одна? Или та же самая?
Ситуация на самом деле строго параллельна. Существует Россия, история которой насчитывает более тысячи лет, если считать от Киевской Руси и Великого Новгорода (разумеется, белорусов и украинцев я из этой истории не исключаю). И существует нынешнее положение дел в области экономики, политики, прав человека и т.д. — совсем не идеальное положение дел, согласен, но когда оно было идеальным? Существуют государственный строй и конкретные правители со своими особенностями и недостатками.
Но было бы нелепостью «опрокидывать» в прошлое сегодняшнюю историю и рассуждать о том, что такое положение дел существовало всегда, что оно органично для России и ждать другого никак не приходится. Мы же помним, что и государственные формы бывали другими, и личности во главе страны стояли разные, и времена бывали тоже совсем не одинаковыми. Словом, слишком это большая тема, чтобы делать резкие и безмерные обобщения: «В России всегда все»
Нынешние властители и их методы не от Рюрика пошли и останутся не навсегда, даже на памяти моего поколения все менялось не раз и еще не раз изменится
А про церковь так говорят еще легче. «Всегда в этой РПЦ все» — и самые глобальные обобщения делаются бездумно, воспринимаются на ура. Всегда? Начнем с того, что наши дальние предки просто не поняли бы, что такое Московская патриархия. Сначала церковь на Руси возглавлял митрополит Киевский, потом его кафедра переместилась во Владимир, затем земли восточных славян поделились между митрополиями Киевской и Московской, потом московские митрополиты стали называться патриархами, но и патриаршество было упразднено, а церковь возглавлял коллегиальный Синод. Менее ста лет назад патриаршество было восстановлено (но патриарший трон вскоре стал вакантным на два десятилетия), и лишь в 1943 году патриархийные структуры управления начали приобретать примерно тот вид, в котором существуют и сегодня, и то не сразу. И это не говоря о том, какие разные люди могли управлять церковью за эти годы. Имеет ли смысл любое утверждение про «Московскую патриархию, которая всегда»?
Но история Русской церкви — это действительно непрерывная история, и в ней хватает очень разных событий и тенденций. Подобрать из нее ряд примеров на любой вкус очень легко — и выстроить историю отшельнической святости или историю соглашательства с властью, историю злобного мракобесия или историю подлинной терпимости к чужой вере (особенно на фоне костров испанской инквизиции, как у Мединского: сравнивать худшее у них с лучшим у нас). А потом подверстать какой-нибудь актуальный тезис: ну вот видите, наша Православная церковь всегда такой же хорошей/плохой и была, какова она сегодня.
Словом, есть Россия и есть ее президент, премьер, правительство, Дума. Нынешние властители и их методы не от Рюрика пошли и останутся не навсегда, даже на памяти моего поколения все менялось не раз и еще не раз изменится. Россия, конечно, тоже не вечна, как не вечны никакие страны и народы, но тысячелетие-другое просуществовать еще вполне может. И не надо путать одно с другим.
Казалось бы, это всем понятно, когда мы говорим о стране. Но то же самое относится и к ее национальной церкви! А ведь пресса пестрит заголовками: «РПЦ считает... требует... заявляет...» по поводу любых публичных выступлений любых официальных лиц. Что, преподобные Сергий Радонежский с Серафимом Саровским и прочим сонмом святых хором требуют и заявляют? Или, не углубляясь в историю, все нынешние православные сливаются в таком же хоре? Да хотя бы все епископы и священники?
В православной традиции, в отличие от католицизма, никто из иерархов не наделен признаком непогрешимости
Нет, конечно же, речь, как правило, идет о частном мнении некоторого количества людей, занимающих ключевые позиции в церковной администрации. В лучшем случае — о консолидированном мнении этой самой администрации, но не более того. Напомню, что в православной традиции, в отличие от католицизма, никто из иерархов не наделен признаком непогрешимости и пересмотр подобных мнений и постановлений — дело в церковной истории вполне обычное.
Конечно, есть своя правота и в заголовках вроде «Россия требует», когда речь идет об официальных заявлениях уполномоченных представителей государства на международной арене. Но и здесь, наверное, всякий понимает, что речь идет о текущей политике правительства (которая может измениться), а вовсе не о вековых чаяниях народа и не о выражении всей его сущности. Почему-то в рассуждениях о церковных делах этого понимания намного меньше.
Впрочем, не получится и развести по разным углам правительство и народ, счесть нынешнюю президентскую или церковную администрацию чем-то внешним и случайным. Это, безусловно, тоже не так. И опять в области политики все видится намного яснее: нынешняя власть не из космоса упала, она опирается на часть (и немалую) народа, отчасти подтверждая, отчасти обыгрывая и обманывая ее ожидания. Насколько хороша или плоха эта власть, есть разные мнения, но вполне очевидно, что другой силы, за которой готово пойти примерно такое же число людей, у нас в стране на данный момент нет. Пора бы ей в самом деле появиться, но пока ее нет.
Более того, нетрудно заметить, что многие черты нынешнего политического строя напрямую вытекают из общественных настроений. Слабость горизонтальных связей в обществе, тоска по «сильной руке», недоверие к Западу — все это не в Кремле выдумали, в Кремле это только умело использовали.
Церковь выглядела чем-то совершенно монолитным, как СССР, — и, как СССР, никогда на самом деле монолитной не была
Вот и в церковной жизни примерно то же самое. Православных в России объединяет общий Символ веры, одни и те же таинства и обряды. Но они очень далеки от единомыслия по всем прочим вопросам. Нынешнее церковное руководство тем не менее старается идти таким курсом, который окажется приемлемым для статистического большинства православных. Стоит ли удивляться, что в целом направление церковной политики совпадает с направлением политики государственной? При патриархе Кирилле выстраивается точно такая же вертикаль власти, звучит такая же державная риторика. Так ведь и народ-то в церкви тот же самый, что в Российской Федерации (о сопредельных странах, входящих в каноническую территорию РПЦ, сейчас говорить не будем). И ядерный электорат партии власти примерно совпадает с целевой аудиторией, к которой обращено большинство речей «церковных спикеров».
Как нетрудно понять, за пределами этого круга остается довольно много людей много, но не в электоральном смысле. Это те, без кого все равно можно обойтись что на выборах, что при сборе средств на постройку нового храма. Те, кого, похоже, уже отчаялись переубедить и махнули рукой. И среди прочего та группа людей, которую можно назвать либеральной интеллигенцией или креативным классом, а хоть бы и столичными бездельниками, кому как больше нравится. С ней как-то все хуже и хуже получается ладить, но и девать ее некуда.
Впрочем, история никогда не стоит на месте, а любые попытки «подморозить» ситуацию ведут только к тому, что однажды замороженное все-таки оттаивает и оказывается давно протухшим. Сейчас в церковной, равно как и в общественной жизни происходят расстановка приоритетов и уточнение позиций. Что важнее: любить людей или защищать святыни? Что ценнее: Святая Русь или Святое Евангелие? В чем суть православия: в консервации раз и навсегда данных образцов или в поиске адекватных времени форм для вечных истин?
Люди, которые еще совсем недавно жили «по заведенному» и таких вопросов в голову себе не брали, стали задавать их самим себе и окружающим, а значит, приходить к совершенно разным ответам. И на всякое утверждение «церковь по данному вопросу считает » найдется слишком много контрпримеров, чтобы такое обобщение было осмысленным.
Так было, наверное, всегда, но еще пять-шесть лет назад дискуссии велись разве что на кухнях за «рюмкой чая», и потому церковь выглядела чем-то совершенно монолитным, как СССР, — и, как СССР, никогда на самом деле монолитной не была. Теперь все это просто вырвалось наружу.
И значит, обостряется градус церковно-общественных отношений. Впрочем, что это вообще такое — церковно-общественные отношения? То есть существует некое общество, а отдельно от него, за высоким забором — церковь? Или я, когда пишу эту статью, ощущаю себя членом общества, а когда прихожу на богослужение в храм — членом церкви? Нет, конечно же. Если мы не говорим о каких-то особых отношениях с этим самым обществом металлургов или велосипедистов, то нет особых причин выделять из него православных.
Наша церковь в своем человеческом измерении — не лучше и не хуже нашего общества, она его часть, со всеми его достоинствами и недостатками. Другое дело, что сами христиане верят: в церкви есть не только человеческое. И вполне естественно, что к сообществу людей, относящих к самим себе сказанные два тысячелетия назад слова про соль земли, свет миру и про город, стоящий на вершине горы, остальные люди предъявляют повышенные требования и ожидания. Проще, конечно, было бы оставаться в сумрачной долине, вдали от посторонних глаз.
Пробовали — не выходит. И хорошо, что не выходит, потому что не для этого церковь задумана.