Был когда-то такой художник Марино Аурити, макаронник, изготовитель рамок, сбежавший из Италии в США. Не учился нигде, конечно. Не знал ничего толком. Все его проекты провалились в зародыше. Нигде про него, разумеется, не написано. Но нет ничего слаще для куратора венецианской биеннале, как вытащить вот такого на свет божий — когда все уже сказано, все уже сказано — и задать его именем и его безнадежным порывом главную тему грандиозной выставки. К чести Аурити надо сказать, что он задумывал проекты, которые и невозможно осуществить. Настоящий гениальный неудачник — он ведь на вес золота. Ведь неудачник, если задуматься, удачника почище будет. Потому что удачник — он уже весь состоялся, определился, весь в успех уместился. А неудачник — весь потенция. Потому, видимо, Леонардо да Винчи своих произведений и не заканчивал. Как сказал один гений, «Она еще не родилась,/ Она и музыка, и слово,/И потому всего живого/ Ненарушаемая связь... /Останься пеной, Афродита»!
Жить и умереть нереализовавшимся — это высоко! Это поэзия! Это совсем не страшно. И всегда есть шанс, что твоим именем назовут потом биеннале в Венеции.
Вот и подобрал куратор Массимилиано Джони такого дурачка, который так и не родился, так пеной и остался, — и сделал из него героя. И даже есть павильон прямо при входе на Арсенал (огромный комплекс XIII века, предназначенный для постройки кораблей; теперь здесь раз в два года размещается биеннале), и посредине павильона стоит новый современный иконостас и новый современный символ веры, где Марино Аурити — Дух Святой. Ни больше ни меньше. Ну а Бог Сын, само собой, Стив Джобс, если кто-то сомневался.
Чего-чего, а с заевшимися буржуинами Европа всегда умела расправиться. Да здесь же чуть ли не на каждой стене граффити: «фак капитализм»!
Темой биеннале этого года стал неудавшийся (других у художника не было) проект Марино Аурити «Энциклопедический дворец», воображаемый музей универсального знания, который вобрал бы в себя все главные открытия человечества, от колеса до космического спутника и Роснано.
Но русские и греки — не о музеях, не о колесах, не о спутниках.
Российский павильон «Даная» — о золотом дожде, в виде которого Зевс совокуплялся с Данаей, запертой в тюрьме родным отцом, как раз чтобы предотвратить распутство. На первом этаже павильона женщины (мужчинам сюда вход воспрещен) под стеклянными зонтиками загребали ручищами деньги (я одну монетку утащила), оправляли их наверх, а сверху мужчины их на головы женщинам сыпали, сыпали... А в соседнем зале модель-мужчина сидел на насесте, щелкал орешки, и рядом была надпись о тщете всего сущего: «Джентльмены, пришло время сознаться в своей грубости, похоти, нарциссизме, демагогии, неоригинальности...» В общем, зрителям павильон очень понравился, потому как движуха. А искусствоведам — нет. Наш павильон премиями отмечен не был. Самый ядовитый комментарий принадлежит перу неизвестно кого (ссылаются на знаменитую немецкую газету, но там я этого текста не нашла): «То, что задумывалось как иронический комментарий к русскому сексизму, выглядит как его продолжение». То есть иронии не получилось.
Греки же все четыре зала своего павильона и толстенный каталог посвятили разгадыванию тайны отношений человека и денег. И прямым текстом шпарили про банковский кризис. Искусство выдало то, что его питает и мучит, — прямо так, непережеванным. В трех залах показаны три фильма, сюжетно связанные, с нехитрым посланием зрителю. В первом фильме старушка в кимоно, явно чужая в шикарной европейской квартире, шатается по комнатам, жмет на все кнопки подряд и пугается, потом вдруг находит кучу наличности в евро. Весь фильм она делает из евро оригами, потом пихает получившиеся денежные букеты в мусорные пакеты и выносит на помойку. Конец фильма.
В следующем зале бомжина весь фильм ищет, чем бы поживиться, находит кучу всякого хлама — везде его обижают, какой-то более мощный бомж отнимает добычу — пока наконец герой не находит выброшенные в мусорку в первом фильме деревья из дензнаков.
Он тут же бросил свою тележку и сгинул. Конец фильма.
В третьем фильме богач (может быть, куратор биеннале?) бродит по городу в поисках шедевров уличного творчества, фотографирует граффити, но все не то... Пока не натыкается на настоящее сокровище: тележку с уличным хламом, брошенную бомжем в предыдущем фильме. Тут старая велосипедная цепь и даже разбитый кинескоп телевизора 1960 года производства. Повезло человеку! Конец фильма.
Дал боже то, что одному негоже, а другому в самый раз.
В четвертом зале греческого павильона висят несуществующие дензнаки всех времен и народов, выпущенные в разное время по разным поводам. Например, ноль рупий — банкноты, выпущенные в Индии в 2007 году в рамках борьбы с коррупцией. Если тебя вынуждали дать взятку — ты должен был расплатиться нулем рупий в знак протеста.
Экспонатов около сотни. Но здесь не все. Я могла бы добавить в коллекцию свои пять копеек, то есть свой 121 псевдодоллар госдепа, выпущенный чудаками для чудаков на Болотной площади. На марше 4 февраля 2012 года, сразу после того, как «болотных» обвинили в том, что они участвуют в протестах за деньги, один шутник напечатал целый мешок несуществующих банкнот и раздавал прохожим. Они очень похожи на доллары, только их ценность — одна хиллари, двадцать маккейнов, сто бараков. На каждой вполне разумная анархистского уклона надпись: «Официальный дистрибьютор кровавых денег госдепа в России — группа Горизонтального Сопротивления». Были б с собой, подарила бы грекам. Тут и арт, тут и история, тут и ирония, тут и война...
А вот про русский павильон случилось неожиданное продолжение на кладбище.
Могила Бродского на городском кладбище Сан-Микеле, на 15-м участке, находящемся в очень живописном упадке. Надгробия разрушены. На самой его могиле огромных размеров розовый куст выше человеческого роста. Выглядит это не то чтобы умиротворяюще — слишком велик. Внизу надпись: «Со смертью ничто не кончается...» На соседнем участке, что в гораздо лучшем состоянии, покоится Дягилев, похороненный за счет мадам Коко Шанель. Его могила вся в пуантах. Какие-то поклонники балета фоткаются в продуманных позах на фоне его могилы. Посреди военных могил итальянских офицеров с коршунами, ястребами, львами в момент гнева, посреди других, прекрасных, прошлого века могил, зачем-то испорченных искусственными грязными цветами, вдруг одна с очень коротким текстом без даты, без регалий, по-русски: «Надежда Васильевна Иванова. Чаю воскресения мертвых». Страшно вопят чайки — кадрятся друг к другу и вьют гнезда. Крик кокетничающих чаек — что-то между отчаянным плачем, собачьим лаем и бандитским хохотом. Не верю, что после такого воя у них рождаются дети.
Около могилы Бродского в красных штанах интеллигентный господин неуклюже сует розу в вазу и опрокидывает все вверх дном. Я помогаю исправить ситуацию.
— Вы из России? — сразу спрашивает он.
— Ох...
— Вы поэт?
— Разве что в каком-то смысле...
— А я шведский издатель Бродского. Это моя жена Мария... Мы здесь были семнадцать лет назад на его похоронах... Какой огромный куст... А какое ваше любимое стихотворение Бродского?..
Вот так все стремительно. Когда-то Надежда Мандельштам проверяла приходящих к ней людей на предмет стукачества таким же образом — заставляла наизусть читать любимые стихи Мандельштама.
А мое любимое стихотворение Бродского, как я сейчас понимаю, «Осенний крик ястреба»: «...он видит: из/ труб поднимается дым. Но как раз число/ труб подсказывает одинокой/ птице, как поднялась она./ Эк куда меня занесло!/ Он чувствует смешанную с тревогой/ гордость. Перевернувшись на/ крыло, он падает вниз. Но упругий слой/ воздуха его возвращает в небо,/ в бесцветную ледяную гладь./ В желтом зрачке возникает злой/ блеск. То есть, помесь гнева/ с ужасом. Он опять/ низвергается. Но как стенка — мяч,/ как падение грешника — снова в веру,/ его выталкивает назад».
И как я вдруг понимаю, это он про творчество. Только в этом аду может вытолкнуть ввысь так далеко, так жутко и так невозвратимо.
— Так у Иосифа все стихи про творчество, — говорит Мария. — А вам понравился русский павильон? Как не понравился? Нам очень понравился! Такой смешной... Все недовольны своими странами. Мы вот ненавидим Швецию и шведский павильон.
Силюсь вспомнить, какой у Швеции павильон. И не вспоминаю. Зато действительно вспоминаю итальянский фильм «Италия: Люби или вали», который был показан в Москве полгода назад на открытии фестиваля документального кино «Артдокфест». В фильме два итальянца до тошноты не переносят Италию со всеми ее прекрасами, со всем ее Берлускони и прочими чудесами. Не были бы эти чувства нелюбви к родине так узнаваемы и так синхронны с нашими — не сделали бы этот фильм фильмом открытия.
(В свое оправдание скажу, что в главном здании Джардини есть выставка Николая Бахарева, прекрасного художника, на чьих фотографиях СССР необычен, странен, подлинен, неузнаваем.)
— Иосиф не хотел возвращаться...
— Как не хотел, он все время хотел! — спорит Мария.
— Да... Мы дважды почти сели с ним на паром в Петербург, но он так и не решился. А потом стало поздно.
— Почему поздно?
— Получил премию.
— И что?
— И его тошнило от мысли, что будет твориться вокруг него, нобелевского лауреата, на родине...
Как хорош на эту тему фильм «Полторы комнаты, или Сентиментальное путешествие на родину» Андрея Хржановского!..
Был такой роман, написанный в XVIII веке, — «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии» Лоренса Стерна (видимо, на него намекает режиссер фильма). Стерн делил путешественников на два типа. Праздные путешественники, пытливые путешественники, тщеславные путешественники, путешественники-правонарушители, простодушные путешественники — и на тот случай, если вам вдруг показалось, что тут не две, а больше категорий, сообщу, что вся эта куча — один тип. А вот второй тип, к которому автор относит и себя, называется чувствительный путешественник.
Роман Абрамович приплыл на прошлую Венецианскую биеннале на яхте. Она оказалась такой огромной, что закрыла собой весь вид. Всю набережную заняла ограда, по периметру которой стояли секьюрити. В этом году Абрамовичу отомстили
Первая стратегия путешествия — это стратегия предсказуемого ожидания результата. Такие путешественники ходят по знаменитым местам и могут часами ругаться с менеджментом гостиниц, если услуги недополучены, ожидания недовыполнены. А есть обратная стратегия — стратегия непредсказуемого, индивидуального путешествия, она рассчитана на разрыв рутины и генерацию неповторимых эмоций. Такому плевать на достопримечательности. Первый тип путешественников автор высмеивает: «Очень часто с сердечным сокрушением наблюдал я, сколько грязных дорог приходится истоптать пытливому путешественнику, чтобы полюбоваться зрелищами и посмотреть на открытия, которые все можно было бы увидеть, как говорил Санчо Панса Дон Кихоту, у себя дома, не замочив сапог. Мы живем в столь просвещенном веке, что едва ли в Европе найдется страна или уголок, лучи которых не перекрещивались и не смешивались бы друг с другом». Надо же было автору найти повод пуститься по грязным дорогам из самой Англии! Такое под силу только второму типу путешествующего.
Так что если вы путешественник чувствительный, то есть человек правильный, наш человек, то мои рекомендации вам глубоко безразличны. Поэтому говорю больше для порядку: меня лично вдохновили павильоны ЮАР, США, Новой Зеландии, Англии, Венесуэлы. Чили с уходящей под воду Венецией, тонущей и всплывающей (огромным подробным макетом той части города, где проходит биенннале). Латвия (отмеченная призом) хороша с прекрасными портретами северных людей и огромным настоящим деревом, подвешенным к потолку, раскачивающимся с огромной амплитудой, щекочущим по голове чувствительного путешественника, — и весь павильон пахнет живым.
...А вот тема денег заботила только наших и греков. Нет, еще и англичан. Но, правда, именно русских денег. В английский павильон стоило сходить — хотя бы ради того, чтобы посмотреть, как английский художник и социалист Уильям Моррис швыряет яхту Романа Абрамовича в пучину морскую. Огромное полотно во всю стену.
Символическая расправа над нуворишем занимает главную стену главного зала английского павильона. Вот уж чего-чего, а с заевшимися буржуинами Европа всегда умела расправиться. Да здесь же чуть ли не на каждой стене граффити: «фак капитализм»! Два года назад Абрамович приплыл на биеннале, и на набережной выросло длиннющее ограждение, по периметру встали секьюрити, а огромная яхта затмила горизонт и фирменный вид на Гвидеку. Ясное дело, что такие российского масштаба и российской повадки штучки не забылись. Если пойдете посмотреть да помечтать, как выбрасывать яхты за горизонт, учтите, что английский павильон вообще очень хорош. Тут есть экспонаты с мавродиками — денежками производства МММ, любовно собранными и помещенными под стекло. Подпись под мавродиками — цитата из Depeche Mode: Everything counts in large amounts, то есть «Все хорошо, чего много» (перевод авторский). И внизу большая справка про пирамиды и экономическое невежество российских граждан, купившихся на аферу.
Главным героем биеннале стал художник-неудачник Марино Аурити. Прямо при входе на Арсенал есть павильон. Посредине павильона стоит «иконостас», где Марино Аурити — Дух Святой. Ну а Бог Сын, само собой, Стив Джобс, если кто-то сомневался
Тут же и истребляемая птица лунь (ястреб из отряда соколообразных) уничтожает знак благополучия Range Rover. Когда принц Чарльз пальнул в такую птичку на охоте, он чуть не сел в тюрьму на шесть месяцев. Но поскольку он все-таки не сел, у британцев есть теперь повод сильно обижаться на своего принца. И даже мстить ему. Художественно.
У англичан в павильоне все про месть и социальную несправедливость. Про месть художника богачу. Про месть истребляемой человеком птицы священной железяке Range Rover (тому, на что человек теперь молится). Посмотришь-посмотришь, а нет, не устарел антибуржуазный пафос. Свеж. Могуч. Хоть сейчас на ярмарку. Питает художника. И дает результаты. А что, господа, не выкинуть ли нам и в самом деле все это благополучие к чертовой матери, чтоб опять по своей дурацкой воле пожить?
Биеннале в этом году хороша. Кризиса не заметно. В этом смысле важен павильон Испании, где была (впрочем, достаточно живописно) свалена груда кирпичей. Вот вам и арт! В огромном пустом павильоне огромная куча кирпичей. И все. И нет, это не кризис. И не ирония. По-моему, эта груда кирпичей посреди пира искусства — новый черный квадрат Малевича. Как новый символ веры от Кириллова (герой «Бесов»), которому понадобилось срочно покончить с собой, разрушить себя для утверждения новой философии и новой жизни: все разрушается — человек секунду любуется первозданным хаосом и — ничего — заново творит.
По приезде домой наткнулась на такое же произведение искусства в Новопушкинском сквере, что напротив «Макдоналдса». Такая же живописная груда кирпичей, даже еще живописнее. (Но и стоит, правда, намного дороже «Данаи» — к слову, самого дорогого российского проекта за всю историю биеннале.) Долго этот арт-павильон с грудой строительного мусора простоит, не знаете?