Четверть века назад в газете «Московские новости»
1987
Итак, Московский художественный театр разделен на два самостоятельных. Здравый смысл победил, но какой ценой! В течение полугода театральная общественность от Сахалина до Бреста нетерпеливо впитывала любую информацию о МХАТе, вплоть до самых нелепых, фантастических слухов. Точно сводки с фронта.
И все-таки эти полгода не прошли даром для театрального мира. Во мхатовскую ситуацию не вмешивались волевыми методами сверху: дали произойти тому, что произошло.
Дошла наконец простая мысль Олега Ефремова, что труппа в 160 человек — нонсенс. (Эта мысль, кстати, и Станиславского, и Немировича-Данченко, и всех, кто, как говорили в старину, «держал» настоящий театр.) Однако и 80 актеров — тоже много.
В судьбе МХАТа приняли решающее участие новые творческие организации — Союз театральных деятелей СССР и Союз театральных деятелей РСФСР. Это было сделано серьезно и демократично. Люди театра решили судьбу людей театра.
«МН» №21 от 24 мая
2012
Посмотреть на исторический раскол МХАТа из перспективы сегодняшнего дня «МН» попросили театроведа, доцента Российской академии театрального искусства Павла РУДНЕВА.
Думаю, сами того не ведая, организаторы раскола МХАТа предвосхитили сегодняшнее разделение театра на консервативное и экспериментальное направление. Тогда, разумеется, никто не думал о том, что русский театр может существовать в различных стилевых регистрах. Советский театр при всем своем многообразии все-таки был монологическим, основывался на одной актерской и постановочной школе. Сегодня мы живем в ситуации, когда театрального канона нет как такового, правила игры всякий раз выстраиваются режиссером заново — для нас эта ситуация новая, но европейский и американский театр уже много десятилетий не мыслит себя иначе.
Что произошло с классической театральной эстетикой на российской сцене? Где сегодня искать тот самый старый русский театр — не обветшалый, но живой? МХАТ имени Горького, увы, таковым не стал. А за лучшими образцами классического театра стоит идти к Петру Фоменко, к Сергею Женовачу, в РАМТ, в Александринский театр. Да, на этих площадках работают в академической традиции, но это академизм не музейного толка. В 1987 году никто, вероятно, и помыслить не мог такого развития сюжета — что раскол МХАТа наметит это расхождение двух принципиальных линий в искусстве. Но случилось именно так.
Следующий важный вопрос, о котором стоит говорить в связи с событиями 25-летней давности, — вопрос о размерах труппы и оплате труда актеров. Парадокс здесь заключается в том, что страна давно изменилась, экономическая система изменилась, а система управления театрами до сих пор остается советской. До сих пор работают советские шаблоны во всем, что касается финансирования театральной деятельности и управления ею. Конечно, театральным людям пора уже осознать, что государство постепенно будет отказываться от обязательств, принятых еще в советские годы. То, что практически все театры у нас в стране государственные, — это неправильно. Да, государственный репертуарный театр с фиксированной труппой — рудимент советской системы. И переход на контрактную основу для нашего театра необходим и неизбежен.
Кстати, и актеры, и театры, уже работающие по контракту, вполне довольны тем, как все складывается. Это пока единичные примеры; вообще же переход на контрактную систему по всей России возможен только единым юрьевым днем. Нужно, чтобы было объявлено, что с 1 сентября 2013, скажем, года все театры вводят контрактную систему для творческих работников. Если такого единого дня не будет, тогда страх артистов перед безработицей обоснован. Если не одномоментно, а друг за другом театры станут менять систему, откуда же тогда возьмутся вакансии?
Разумеется, театр ждет невероятный социальный кризис. Потрясение для многих будет таким же, как после гайдаровского отпуска цен. Да, многие артисты наверняка от этого пострадают. Но десятки конфликтов (пока десятки) в труппах разных городов доказывают, что так, как есть сейчас, долго продолжаться не может. Невозможно, чтобы труппа считала, будто театральное здание приватизировано ею навечно.
Не спорю, актерский бунт — иногда очень эффективный способ донести свою точку зрения. И правильный способ. Но пользуются им слишком часто и не всегда к месту, я бы сказал. А власть, у которой рычагов действия не так уж много, понимает актерский бунт как повод умыть руки. Она не решает проблему, а только гасит конфликт, опасаясь, и справедливо, актерской экзальтации. Однако ситуация, когда артист, худрук или директор присваивает себе пожизненно то или иное театральное здание, требует системного решения.
Пора отказаться от спекуляций, которые часто сопровождают разговоры о контрактной системе в театре, мол, русский артист обладает какой-то сверхранимой душой, поэтому его нельзя уволить ни в коем случае. Чем, собственно, артист отличается от любого другого человека? Если увольняют инженера, он ищет место на рынке так же, как его ищет слесарь или топ-менеджер. Теряя работу, ты оказываешься в ситуации, когда тебя должны заново рекрутировать. Мне кажется, эта логика свободного рынка может только стимулировать артистов к тому, чтобы постоянно поддерживать себя в форме. В ситуации, когда в моей стране никто никого не жалеет, говорить о том, что у артиста какая-то особая психология, по меньшей мере странно. В страхе потерять работу живут все, и почему артист здесь должен быть исключением, мне непонятно.
Роль Союза театральных деятелей за прошедшие 25 лет тоже сильно изменилась. Я и сам еще лет семь назад был яростным критиком СТД, мне казалось, что эта организация отжила свое. Но многое меняется в сознании чиновников из союза.
Сегодня СТД оказался практически единственным органом, заинтересованным в судьбе провинциальных театров. В России ведь большинство театров принадлежит, по сути, муниципалитетам, областным администрациям. Федеральная пресса о провинциальной культурной жизни практически не пишет: в наших газетах и журналах можно узнать, что идет в Лондоне и Париже, но попробуйте найти там что-нибудь о спектаклях Красноярска и Тамбова. В ситуации, когда жизнь театра в городе фактически в руках у губернатора, единственным, кто может театр защитить — действенное письмо написать, организовать конфликтную комиссию, привлечь внимание общественности, — оказался именно СТД. Знаю, что это будет продолжаться, что председатель СТД Александр Калягин на это тратит свою жизнь и что для многих эта сторона работы союза очень важна.
Кроме того, СТД стал фактически проектной организацией в области театра: он предоставляет актерам и режиссерам возможность поучиться, получить грант, организовывает лаборатории, занимается молодой режиссурой, поддерживает русские театры за границей. Это очень важно — чтобы была такая негосударственная организация, способная опознавать проблемы и осознанно направлять в проблемную область ресурсы и силы.
Не стоит забывать, что союз работает еще и как информационная база, собирает все новости о фестивалях, о разных инициативах в театральном мире. Нашу страну нужно консолидировать, людям театра не хватает такого гнезда, откуда они информацию о своих коллегах всегда могут извлечь. Эту сторону деятельности нужно всячески развивать и совершенствовать, так что еще и поэтому, на мой взгляд, хоронить СТД рано.