«Европеры» так же необычны, как и все, что делал американский авангардист. Кейдж не писал музыки для этих опер (всего существует пять «Европер»): он взял в библиотеке нью-йоркской Метрополитен-опера партитуры не защищенных авторским правом произведений, из которых выбрал потом 64 партитуры. Выбраны они были произвольно: случайность вообще была творческим методом композитора. Потом партитуры были разделены на две группы: в первой оказались те, что стали источниками инструментальной части, во второй — те, из которых Кейдж заимствовал вокальные номера. Все «Европеры» объединены одним и тем же принципом, но правила при этом частично меняются.
Театральное действие начинается еще в фойе, где вывешены портреты всех солистов. Для каждого нужно составить партитуру, в которой будет указано, в каком порядке певец будет исполнять арии, в какой момент будет начинать петь, на какой клетке сцены, разделенной на 64 фрагмента, он будет находиться, какие действия совершать. Каждый певец приходит с шестью ариями. Партитура составляется для двух пианистов — Ивана Соколова и Федора Амирова — и для исполнителей на граммофонах (всевозможные проигрыватели тоже являются полноценными, одушевленными персонажами).
Разномастные герои с помощью разного рода манипуляций помогают зрителям составлять партитуру для актеров. Говорящий попугай Люка под руководством своего хозяина-пирата выдает людям бумажки с номерами; девушка у игрового автомата, который, видимо, сломался, предлагает расположить в каком-то порядке предложенные оперные арии; другая девушка просит достать из сосуда шесть шариков с номерами; юноша в восточном костюме говорит, что нужно несколько раз кинуть монетки, чтобы сделать предсказание по китайской Книге перемен «И-цзын». Все эти данные потом обрабатываются на ретро-компьютере IBM образца 1991 года, когда были написаны «Европеры».
Джону Кейджу приписывают фразу: «Вы, европейцы, двести лет назад принесли нам, американцам, оперу — вот, получите обратно!»
Перед началом участники этой то ли оперы, то ли перформанса расчерчивают сцену. Ведущий вечера, актер и музыкант Александр Стефанцов рассказывает о правилах. Включается секундомер, который будет выступать в роли дирижера. Первое действие длится 70 минут, о чем зрители специально предупреждены. По задумке Кейджа спектакль должен стать квинтэссенцией полифонии. Которую не только сложно воспринимать, но и вообще выдержать чисто физически. Это не просто многоголосие: здесь несколько человек поют одновременно совершенно разные арии, а параллельно звучит еще несколько арий в записи. Картину довершают два пианино. «Евгений Онегин» смешивается с «Кармен» и с итальянскими операми.
Наталия Анастасьева, режиссер
— «Европеры» — абсолютно аутентичная постановка. Нельзя даже назвать это постановкой: мы полностью выполняем инструкции Джона Кейджа, не нарушаем ничего — как солдаты выполняем команды, которые он нам оставил. Режиссура заключается в том, что мы немножко режиссируем зрителей: развлекаем их в фойе, даем возможность выбрать. Решает же все машина IBM: просто мы загоняем туда не случайные данные, а зрительские. Если в опере мы говорим о судьбе, о роке, то здесь рок и судьба — это зрительская воля, зрители выступают в роли оперных богов.
Сначала все мои эксперименты были от бедности, от невозможности делать то, что ты хочешь, в репертуарном театре. И вдруг про меня стали говорить, что я занимаюсь авангардным, современным искусством. А меня просто не пускали на большую сцену: давали фойе, какие-то углы, закоулки, под сценой. Все решили: Анастасьева специально делает все в нетрадиционных пространствах.
Все тщательно спланировано, ведь зрители долго вырабатывали схему происходящего, но на сцене творится абсолютный хаос. Сюжета, конечно, тоже нет, при этом персонажи, среди которых и актеры из фойе, ставшие «диджеями», живут какой-то жизнью: вот девушка осторожно идет босая, очевидно, по каким-то невидимым камням, вот она начинает танцевать. А вот певец уже в который раз стреляется из ружья — но безрезультатно. Вдруг все замолкают, и смотрят куда-то ввысь — кто со страхом, кто с любопытством. Там, наверху, обитают какие-то высшие силы — видимо, исходящие от зрителя, выступившего в роли фатума. А может, и нет. Можно придумать много трактовок, а можно их вовсе не придумывать.
На сцене появляется еще один представитель высшей власти — режиссер. Наталия Анастасьева выбегает на сцену три раза: сначала она старается не обжечься сковородой с яичницей, потом целится из резиновой рогатки в участников действия, а под конец появляется в образе уборщицы, которая пытается стереть цифры с пола. Но цифры не стираются, ведь это проекция (за сценографию отвечает художник Ася Мухина). Такой синтез земного и высокого (образ уборщицы и цифры как нечто, определяющее судьбу) был весьма характерен для Кейджа, который ценил шумы и звуки окружающего мира ничуть не меньше музыки. Его знаменитая пьеса «4'33», во время которой 4 минуты 33 секунды следует слушать тишину и естественные звуки той среды, в которой находятся слушатели, тому подтверждение. «4'33» пианисты Соколов и Амиров «исполняют» в начале второго действия.
Родион Васенькин, бас
— «Европеры» совершенно непредсказуемы: зритель не представляет, что может произойти через полчаса или через пять минут. Это очень интересно и необычно. О вкусах не спорят: может быть, кому-то не понравится. Скорее всего даже многим. Но есть люди, которые понимают такое искусство. В жизни нужно попробовать все, и мне понравилось, хотя поначалу и было трудновато.
Слушать и воспринимать это очень сложно, не всегда легко распознаются даже хорошо знакомые арии. В конце первого отделения известный художник Александр Петлюра, придумавший костюмы к перформансу, встает со своего места в зале и говорит: «Вчера из зала ушло шесть человек, а сегодня — пять. Я тоже не люблю оперу, но мне нравится Джон Кейдж». Девушка в костюме медсестры выходит с плакатом « Кто хочет спать, пусть спит».
Второе отделение приносит облегчение: теперь действуют только два певца, один пианист и один фонограф. Иногда мелодии перекрещиваются, но чаще всего звучат по отдельности. Поют женщина и мужчина, причем последний выбран из зала. В какой-то момент даже поверилось, что это действительно ничего не подозревающий зритель.
Вершиной самопожертвования и самоиронии был финальный перформанс Наталии Анастасьевой. В перерыве зрители должны были выбрать «чет» или «нечет», в зависимости от этого режиссера должны были забросать или розами, или помидорами. Выпали помидоры. Наталья, босая, в белом платье и плаще начала с танца, но долго протанцевать ей не дали. Некоторые зрители так увлеклись закидыванием, что за хрупкую девушку становилось страшно. Но все обошлось.