Два спектакля, пять дней в Москве, один живой гений. В российскую столицу приехала главная немецкая труппа — Гамбургский балет Джона Ноймайера (именно так и называется театр — имя вполне живого и активно работающего худрука впечатано в титул государственной организации). 3 и 4 мая на сцене Музыкального театра — «Третья симфония Малера», 6 и 7 мая — «Нижинский»: нам привезли не слишком много, но нам привезли лучшее.
У американца, что сорок с лишним лет назад переселился в Европу и, немного потанцевав в Штутгарте, понял, что хочет сочинять спектакли, а не только исполнять их, сложные отношения с Россией. В профессию Ноймайера привел миф дягилевской антрепризы — мальчишкой услышав историю Нижинского, он навсегда влюбился в русский балет. Любовь — требовательная штука: тот русский балет, что Ноймайер себе придумал, исчез задолго до его рождения (если вообще существовал). Но взрослый хореограф все же не только собирает в свою труппу людей с русской школой в биографии (он и французов уважает, и это понятно — гарантия качества), но и требует от российских театров соответствия своим идеалам. Что приводит к болезненным столкновениям с реальностью — так исчезли из репертуара Мариинки три одноактных балета Ноймайера, так «Сон в летнюю ночь» в Большом стал одним из самых печальных опытов балетмейстера. Мэтр мог бы вовсе разочароваться в нашем отечестве, но ситуацию спас Музыкальный театр: там не только сумели уговорить хореографа позволить исполнять его «Чайку», а затем «Русалочку», но и отрепетировали эти балеты в высочайшем качестве. Поэтому именно театру на Большой Дмитровке досталась честь принимать редкую гастроль.
Благодаря эпохе видео (существуют официальные записи знаменитых балетов Ноймайера — «Отелло», «Дама с камелиями», «Страсти по Матфею», «Смерть в Венеции») наши балетоманы прекрасно представляют себе, кто приехал в Москву. Живой классик — и по статусу, и по языку: благодаря Ноймайеру жив именно балет, то смешное, патетическое и великое искусство с пуантами, арабесками, полетами, которое никогда не будет заменено самым продвинутым перформансом. Понятно, что в первый вечер гастроли зал набился так, что кто-то из шустрых фанатов занял даже предназначенное Ноймайеру кресло (шокированный администратор Музыкального быстренько разобрался с ситуацией).
Всю длинную «Третью симфонию» (два часа без антракта — Ноймайер не рвет музыкальный текст) зал сидел в каталептическом оцепенении: бессюжетный вроде бы спектакль (на деле говорящий об этапах развития любого балетного театра, о том, как «женская» эпоха в труппе сменяет «мужскую», как красивая поза артиста обусловлена тем, что кто-то оказывается у него под ногами, и о том, что хореограф всегда одинок) поражал изумительной геометрией конструкций. В финале гамбуржцев ждала овация — и, кажется, весь зал собрался идти на «Нижинского», в котором Ноймайер подробно пересказывает биографию легендарного танцовщика и объясняется в любви тому русскому балету, который все-таки существует. Хотя бы в фантастических танцах солистов его труппы — Анны Поликарповой, Ивана Урбана, Александра Рябко и в фантазии самого балетмейстера.