Винтаж и haute couture

Гвоздем фестивальной афиши был заявлен гала-концерт в честь 55-летия творческой деятельности знаменитого педагога Геннадия Селюцкого. На следующий день давали программу из трех одноактных балетов, поставленных для Дианы Вишневой. Полное ощущение, что в эти два вечера, прошедшие по одному адресу, попал в разные театры.

Глянешь на свои фото какого-нибудь 78-го — боже, что мы носили! Роешься в памяти: да, в самом деле ведь было у тебя такое кошмарное пальто и жуткая вязаная шапчонка с помпоном... Теперь представьте, что все это уродство лежало на антресолях и вот его выволокли на белый свет.

Разумеется, многоуважаемый Геннадий Наумович Селюцкий имеет полное право формировать программу своего вечера по собственному усмотрению. На сцене равноправно предстали сочинения самых разных хореографов, с которыми юбиляр работал как танцовщик, а потом балетмейстер-репетитор.

Сначала дежурно сработали «В ночи» Роббинса, разве что Екатерина Кондаурова блеснула выразительностью и артистизмом, потом последовали два концертных отделения. Чему только в них не нашлось места — от Петипа до Якобсона и от Бежара до Олега Виноградова. Сравнение хоть и хромает, но неизбежно, если сразу за «Бабочкой» Марии Тальони следует Борис Эйфман, а за «Спящей» Петипа — «Анна Каренина», поставленная Андреем Проковским в 79-м и перенесенная в Мариинский театр в 93-м. Вот и видно, что пережило свое время, что в нем осталось, а чему и вовсе лучше бы не родиться.

К последней категории относится как раз дуэт из «Карениной» — ничтожная эпигонская хореография, да еще в исполнении пенсионного возраста Юлии Махалиной и вообще уже не танцующего Андрея Яковлева, затесалась в программу гала явно по каким-то причинам нетворческого порядка. Таким же недоразумением стал номер «Смотри в меня»: его сочинила Вера Арбузова, она же сама изобразила некую стерву, которая все время чморит клоуна, а потом оказывается, что в педагогических целях — мол, надо не за девушками бегать, а профессию любить. Кроме этого беспомощного вздора Арбузова, многолетняя прима Бориса Эйфмана, явилась в дуэте из его «Красной Жизели», где ее в свою очередь чморит любовник-чекист. В контексте одного вечера обнаружились забавные, но и многозначительные пластические рифмы. Спесивцева у Эйфмана выходит с чемоданчиком, а героиня «Большого па-де-де» Кристиана Шпука на музыку Россини, который Ульяна Лопаткина некоторое время назад включила в свой репертуар, — с сумочкой. В этом топорном утомительном капустнике на тему злостных взаимоотношений артистов балета партнер, кроме всего прочего, тащит балерину по полу за ногу — как и в «Красной Жизели», только там это не комическая, а патетическая вампука.

Еще одна рифма — столь любимое Борисом Эйфманом раздирание ног в шпагат во всех ракурсах отозвалось в дуэте из «Легенды о любви» Григоровича, где шпагаты вертикальные, горизонтальные на полу и в воздухе, вися вниз головой. Понятно, что полвека назад рядом с драмбалетом эта акробатика смотрелась смело и сексуально, но сейчас, в соседстве хотя бы с Light Бежара (замечательный дуэт из которого в концерте станцевали артисты его труппы), она выглядит как изделие советской легкой промышленности рядом с парижским туалетом.

И еще одну вещицу вынули из сундука — «Деревенского Дон Жуана» Леонида Якобсона. Этот простецкий эстрадный номер если и стоило вспоминать, то для демонстрации артистического диапазона Виктории Терешкиной. Сначала она вышла в pas de deux из «Корсара» — как настоящая prima ballerina assoluta: она абсолютно управляет не только телом (это не обсуждается при ее выдающейся технике), но и сценическим временем, которое идеально совпадает с временем музыкальным. А в «Дон Жуане» предстала разбитной оторвой, бесшабашно отплясывающей, ставя ноги колесом.

На следующий день произошла очистка метафизического пространства театра от ветоши и хлама. Диана Вишнева составила микст из двух своих программ: к «Лабиринту» и «Объекту перемен» из «Диалогов» (см. «МН» от 24 октября 2011 года) прибавив «Лунного Пьеро» из «Красоты в движении». Возобновить «Пьеро» (Михаила Лобухина заменил Константин Зверев, танцующий, как и Игорь Колб с Александром Сергеевым, точно и умно) было просто необходимо — этот балетик Алексея Ратманского на нервно-обморочную музыку Шенберга должен идти. Когда переберешь глазом всю жемчужную нить эпизодов — горьковатых, изысканно-кокетливых, полных иронии, мудрости и печали, кажется, что прожил целую жизнь.

«Лабиринт» Марты Грэм (Вишневой принадлежит честь открытия для русской сцены великого американского хореографа) — пример искусства вне времени: текст 1947 года, особенно в интерпретации Дианы Вишневой, выглядит современнее многих сегодняшних опусов (хотя замену Минотавра — Бена Шультца из компании Грэм на Илью Кузнецова не признаешь полноценной). «Объект перемен» Пола Лайтфута и Соль Леон (они повторили для Вишневой свой спектакль 2003 года) ценен прежде всего как пример абсолютной самоотверженности артистки, не боящейся быть угловатой, некрасивой, жилистой да ничего не боящейся! Это ведь и есть высокая художественная мода.