Интриганы и ригористы

Уже не надо рассказывать, как ждали поклонники Миндаугаса Карбаускиса его первой премьеры в Театре Маяковского, как опасались неуспеха, дающего возможность недругам говорить: и ради этого боролись с Арцыбашевым? Особенно сейчас, когда уже вышла первая премьера, затеянная новым главрежем, — молодежный проект «Маяковский идет за сахаром», ставший скорее внутренней радостью обновленного театра, чем удачей.

Уф, теперь можно выдохнуть — все получилось. Дальше можно спорить о частностях: кто хорош, а кто недотягивает, что второй акт затянут, а последний, крикливый монолог студента Мелузова в исполнении Даниила Спиваковского, вовсе не удался, но это уже будут детали. В театре успех виден сразу, и он был. И то, что после показа всю публику, а не каких-то отобранных друзей театра угощали шампанским, разделяя с ними радость премьеры, было хорошим знаком. Театр им. Маяковского, куда в последние годы не ступала нога театрала, теперь радушно открыт для всех.

Карбаускис изначально сделал отличный выбор: он взял одну из лучших комедий Александра Островского — практически «самоигральных» «Талантов и поклонников», много говорящих об интриганской природе театрального дела и заставляющих хохотать над каждой репликой. И вывел на сцену почти всех звезд Маяковки — Немоляеву, Костолевского, Филиппова, Спиваковского, Джабраилова, вместе с Ириной Пеговой, приглашенной из МХТ на роль актрисы Негиной. Причем поставил совершенно узнаваемый, карбаускисовский спектакль: лаконичный, жесткий, без рассусоливания и лишних сантиментов, в таких же минималистских, без красот, декорациях Сергея Бархина — только ездящие по кругу голые ржавые стены с косыми окнами. Но благодаря лаконизму формы чудесный цветной текст Островского и взявшие второе дыхание звезды Маяковки особенным образом заиграли в полнокровном, живом и очень зрительском спектакле, который, я думаю, не отпугнет старых поклонников этого театра, но привлечет новых, кого прежде отталкивала здешняя провинциальная пошлость.

Карбаускис ставит спектакль в условно современных костюмах, без длинных дореволюционных платьев (пышные разве что те, что предназначены для сцены). Скромненькие ситчики в цветочек на бедных Саше Негиной и ее матери, Домне Пантелеевне (Светлана Немоляева), обычные деловые костюмы ржавых цветов у сластолюбивого интригана князя Дулебова (Игорь Костолевский) и шустрого молодого чиновника Бакина (Виталий Гребенников), демократичная черная кофта и кепка у богача Великатова (Михаил Филиппов), трикотажная черная шапочка и джинсы, заправленные в высокие ботинки, у студента Мелузова. Но спектакль не настаивает на осовременивании. Это скорее вневременная история: бедная талантливая актриса не желает строить свое благополучие на поддержке богатых поклонников и любит честного студента, но вот один из богачей оказывается умнее и деликатнее других, и она уже бросает студента, готовая идти на содержание ради будущей блестящей актерской карьеры. Разве тут что-то устарело? Все дело в деталях, нюансах и поворотах.

Искренняя ясноглазая Саша, по-мальчишески прямолинейно-честная, девушка-боец, готовая заплакать скорее от возмущения скабрезным предложением или от несправедливости, чем от слабости или жалости, естественно, выбирает себе в пару такого, как студент Мелузов. Прямого, как палка, ригориста в очках, готового учить ее жизни и объяснять, что порядочно, а что нет. В мире, где нет никаких моральных ориентиров, ей нужен такой учитель для поддержки в том, что она и без него интуитивно понимает. Ведь нельзя не разобраться в качествах лощеного, любующегося собой, утонченно-хамоватого светского хлыща Дулебова, каким его играет Костолевский (и прелестно играет, давно он так не купался в роли). Да и на мать девушки — лукавую и шуструю тетку, готовую на многое, чтобы вылезти из бедности, — по части морали положиться нельзя. Смотреть, как роль Домны Пантелеевны играет Немоляева, — наслаждение с первой минуты, когда на объявление начальной ремарки «вдова, совсем простая женщина, лет за 40» она под хохот зала иронически приподнимает бровь. Домна то кокетничает с поклонниками дочери, то покрикивает на них, а то робеет, она смешно семенит и восхищенно красуется перед зеркалом в подаренной Великатовым шали. То безуспешно пытается показать свою материнскую власть, а то выглядит совершенной курицей. В общем, внутри этого города даже простодушной Саше расклад ясен, и Петя Мелузов, который кажется ей невероятно умным (у них на двоих есть даже такой общий жест — касание руками головы друг друга,— будто бы переносящий немного ума от студента к актрисе), нужен ей лишь для того, чтобы увереннее держать оборону. А то, что при встрече с «солидными людьми» закомплексованный Петя выглядит крайне неприятным, раздражительным, как вредный подросток, в Сашиных глазах только прибавляет ему морального авторитета.

Другое дело Великатов. Немногословный, умный, кажется, все понимающий, мягкий и вкрадчивый без пошлости, держащийся на расстоянии. Филиппов в этой роли неотразимо обаятелен, но при этом сохраняет загадку. В нем совсем нет барства, с каким обычно играют миллионера Великатова, он не делано, а естественно прост, но по каким-то его повадкам, по цепкому взгляду, по тому, как после бенефиса Саши, придя навеселе улещивать Домну, он пару раз принимается петь что-то разудалое, но тут же себя обрывает, кажется, что у этого человека серьезное криминальное прошлое. А может быть, и настоящее. Знакомый расклад.

Как ни говори об узнаваемом стиле Карбаускиса, есть в «Талантах и поклонниках» и нечто новое для него. С одной стороны, редкий для режиссера юмор: тут не только смешно играют актеры, но и много дурашливого придумано — от роли «человека, служащего в театре» (Максим Глебов), который у нас на глазах превращается из Ивана в Матрену и обратно, до паровоза, составленного из рояля и стульев с дымящим самоваром впереди. Да и чего стоит иронический «балет» артистов, катающихся на поворотном круге, отталкиваясь ножкой. С другой стороны, новое для режиссера, всегда так или иначе ставившего мрачные спектакли о смерти, — неожиданный поворот лицом к жизни. Впрочем, жизнь эту он видит трезво, без обольщений. Ведь пьеса, которую чаще всего играли как историю о таланте, готовом принести в жертву искусству все, даже любовь, Карбаускис сделал рассказом о том, как тот, кто вчера был самой честностью, сегодня решается на компромисс, объясняя это тем, что так (отдаваясь из-за больших денег и возможностей) сможет полнее и успешнее посвятить себя тому же искусству. И грустный перевертыш в том, что, прощаясь с оставленным женихом, Саша с жаром доказывает ему свою правоту, но, в сущности, пытается уговорить только себя и ни одному своему слову не верит. А прежде бескомпромиссный Петя с печалью и без гнева отпускает свою ученицу, отказываясь ее судить. Вот и говорите после этого, что Островский не современный драматург.