Перемена участи

Год назад, принимая должность худрука балета, Начо Дуато говорил о твердом решении связать свою жизнь с Петербургом — о том, что изменится его хореография, изменится он сам. Тогда это высказывание никто не принял всерьез — все-таки если балетмейстеру 54, у него мировое имя и абсолютно узнаваемый почерк, трудно себе представить какие-то кардинальные перемены. (И ведь звали его на работу именно потому, что нравился уже выработанный стиль.) Меж тем только что выпущенная премьера — «Спящая красавица» — доказала, что надо было слушать творца и ему верить: Начо Дуато отказался от себя прежнего.

Отказался от своей неповторимой пластики, от своего языка, решив заговорить на чужом. Три акта «Спящей красавицы» — это нарезка из движений, вариаций, идей Мариуса Ивановича Петипа. То есть соревнование не с Килианом, Ноймайером, Эком, а, например, с Андреем Петровым, Вячеславом Гордеевым и другими работниками отечественной хореографической промышленности. Будто Маноло Бланик попросил убежища в СССР и стал делать свои босоножки на фабрике «Скороход», стараясь во что бы то ни стало не отличаться от советских конструкторов обуви.

Нет, конечно, «картинка» в Михайловском театре гораздо симпатичнее, чем в «Кремлевском» или «Русском балете» — Ангелина Атлагич, отвечавшая за декорации и костюмы, весьма изящно оформила пространство, не захламляя его лишними деталями, и славно одела актеров (хотя не всегда просчитала возможную реакцию сегодняшней публики — так, на секунду промелькнувшего на балу персонажа в маске жабы все дети сочли Шрэком). Но собственно балет, хореографический текст — зрелище довольно печальное.

Дело в том, что Дуато, всю жизнь работавший в первоклассных современных компаниях, опыта в классическом театре не имеет. Соответственно текст Петипа он просто не чувствует, не понимает, где можно резать, а где нет и что к чему можно пришивать. Отбирая кусок вариации у одной из фей и выдавая его другой, он не задумывается над тем, что, собственно говоря, это движение значило, как характеризовало персонажа, как сочеталось с теми па, что были до него и будут после. Глаз все время вздрагивает — ну как будто Наташа Ростова вдруг говорит голосом Пьера Безухова, а Родиону Раскольникову выдана лексика Сонечки Мармеладовой. При этом, что поразительно, исчезает и фирменная, прославившая Дуато музыкальность: некоторые решения настолько не совпадают с Чайковским, что кажется, будто хореограф просто глух.

И, к сожалению, все это не имеет никакого отношения к стебу, к постмодернистским играм и т.п. — Дуато абсолютно серьезен, он делает «большой балет по-русски». Правил его не понимая. Ну, например, партию злой феи Карабос он оставляет за мужчиной, но делая из старухи-волшебницы вполне себе молодую даму. В результате вместо гротескно-древнего персонажа, воплощенного зла, где пол был вообще неважен, по сцене ходит здоровенный молодой трансвестит в бальном платье, сияя оголенными накачанными плечами.

Из вариации Голубой птицы исчезли парящие прыжки, но партия не переделана полностью, мелкие заноски оставлены — кажется, что хореограф просто приспособил классическую партию к возможностям исполнителя, как это сплошь и рядом делается в наших провинциальных театрах. (И бедолаге Николаю Корыпаеву никак не доказать, что летать он может — хореограф не дает). Менее всего пострадали партии главных героев, и на финальном па-де-де можно, стараясь не замечать деталей, вздохнуть с облегчением: ну да, идет «Спящая красавица», Ирина Перрен и Леонид Сарафанов очень неплохо смотрятся в этих куртуазных танцах.

В целом спектакль можно счесть предназначенным тем людям, что оригинала «Спящей» не видели никогда. Постановка более компактна (выкинута, например, вся история с вязальщицами, продолжавшими использовать в работе острые предметы вопреки запрещению короля), проглядывающие тут и там куски из Петипа все равно производят впечатление (если сравнивать не с чем), костюмы очень красивые. Если Михайловский театр, претендовавший вроде бы на иные позиции, решил снова стать «вторым» театром, тем, в который идут люди, не попадающие в «первые», он выбрал верный путь. Вопрос, зачем все это было нужно самому Начо Дуато, остается без ответа.