В сети кинотеатров «Формула кино» состоялась вторая прямая трансляция из Метрополитен-оперы. Мариуш КВЕЧЕНЬ, знакомый москвичам по роли Онегина в постановке Дмитрия Чернякова в Большом, в этот раз стал Дон Жуаном. После премьеры певец рассказал о новой постановке в Нью-Йорке и поделился своими идеями по поводу открытия основной сцены Большого театра.
— Я слышала, что ваше участие в премьере «Дон Жуана» находилось под угрозой. Что произошло?
— На репетиции я дрался на дуэли, двигался очень быстро и вдруг почувствовал, что в спине что-то хрустнуло. Сломался позвоночный диск. Четыре месяца назад — я пел в «Богеме» в Японии, поднимал на руки девушек — спина внезапно заболела. Не разобрался до конца с проблемой, и вот новая травма. Сейчас все в порядке — мне сделали операцию, и я успел к началу показов «Дон Жуана».
— СМИ в США не очень лестно отзываются о режиссерских находках Майкла Грандэйджа.
— Да, реакция была предсказуема. В Метрополитен-опере идет много традиционных постановок — они нравятся публике, удобны для артистов, но нельзя все время жить старыми спектаклями, такому театру это не к лицу. Умеренные авангардисты из Европы потихоньку проникают в американскую святая святых. От Грандэйджа не ждали тотального осовременивания истории Дон Жуана, однако какие-то оригинальные идеи могли бы быть. Но он сделал постановку еще более архаической, чем та, что шла здесь раньше. Впрочем, в трансляции благодаря крупным планам, видам сверху, снизу она, несомненно, смотрится эффектно. Режиссер сделал ставку на костюмный театр.
— В таком случае большая нагрузка лежала на певцах?
— Он дал большую свободу, чем обычно. Многим из нас это было удобно — быть такими, какими мы сами себя видим в «Дон Жуане».
— У вас есть своя версия Дон Жуана? Какой он — ваш герой?
— В Дон Жуане много внешнего. Это опытный человек, который прошел через многие вещи — секс, любовь, допинги, драки, убийства. И ему всегда мало того, что он получает. Он хочет больше, получает желаемое любой ценой, сразу разочаровывается и снова хочет, берет, хочет, берет. Он мечется между «хочу» и «скучно». Несчастье этого человека в том, что все с ним происходящее уже было. И вот странная встреча на кладбище, разговор со статуей, перспектива ужина с мертвецом видится ему выходом на новый уровень риска. Даже когда Командор является на ужин, чего Дон Жуан не ожидал, он не может устоять перед искушением покончить с однообразием жизни…
— История Дон Жуана несет какую-то мораль?
— И да, и нет. В постановках типа нью-йоркской это почти сказка, история необычного яркого человека, который много грешил и в конце поплатился за все. На мой взгляд, Дон Жуан похож на реальных персонажей мира гламура — деньги, наркотики, опасные связи, женщины, убийства и смертельные болезни в конце. Какую мораль из этого извлечь? Не знаю.
— Как обстоит дело с музыкой Моцарта? Насколько мне известно, Фабио Луизи, новый главный приглашенный дирижер Мет, делал своего первого в жизни «Дон Жуана».
— Совершенно верно. В отличие от режиссера Луизи придумал кое-что, чего до него не делали. Оркестр выдавал полноценный звук, но играл тихо, чтобы вывести на первый план театр певцов, театр моцартовских голосов. Темпы он взял намеренно медленные. Ни одно пианиссимо не должно было пропасть. Представляете, как это ответственно, когда все ноты, которые ты берешь, будут услышаны. В операх бельканто это обычно, а Моцарта делает невообразимо сложным. Все взоры зрителей во время арии обращены на тебя. В целом Луизи добился немыслимого драматического накала через музыку и пение.
— Что будете делать после «Дон Жуана»?
— Мне предстоит дебют в «Дон Карлосе» в Мюнхене. Я готовлю роль ди Позы. Это важный трамплин для баритона, плюс состав там будет страшно сказать какой мощный — Йонас Кауфман, Аня Хартерос, Рене Папе. Это в январе, а до этого еду в Краков петь «Гальку» Монюшко.
— Вы нечасто записываете CD. Почему?
— Специфика голоса. Самые красивые арии написаны для теноров и сопрано, а мы — басы, баритоны, меццо — обделены. Существует камерный репертуар, но мне петь песни в студии неинтересно. Любой вокальный цикл — Шуберта, Шумана — спет и проинтерпретирован сотни раз. Я предпочитаю арии из опер. Недавно я записал такой диск с Garmonia Mundi. Традиционно компания не специализируется на опере позже XVIII века, поэтому, работая с ней, я почувствовал какую-то новизну подхода. Еще у меня есть идея возродить забытую польскую вокальную традицию. Был такой композитор и общественный деятель Польши на стыке XIX и XX века Игнаций Ян Педеревский, который создал любопытный цикл песен для голоса и фортепиано на слова польских поэтов. Много лет назад выходила пластинка, и больше ничего не было. Если получится сделать диск, я буду счастлив, но это пока только идея. Ностальгическая или патриотическая... На самом деле я люблю живой театр. Лучше спеть сотню Дон Жуанов и графов Альмавива, чем стоять в тихой студии.
— Вы слышали, конечно, что в Москве открылась основная сцена Большого театра. Что хотите пожелать новому старому театру?
— Мне кажется, что такому театру, как Большой, нужны грамотные менеджеры и артистические директора. От старых императивов вроде «это название должно здесь идти, потому что оно достойно Большого» стоит избавиться. В России есть определенные сложности с бельканто в силу традиции и исторической ситуации. Конечно, если есть возможность пригласить певцов, то оперы Россини и Беллини стоит ставить, но просто ради наличия в репертуаре лучше не надо. Русская музыка для русских певцов является приоритетной — они всегда с ней справятся, поэтому, я думаю, русский репертуар должен быть исключительно богато иллюстрирован здесь. Тогда театр будет иметь свое лицо, станет самым мощным в Восточной Европе. Но в театре должны быть люди, которые следят за тенденциями в оперном мире — за креативными вокалистами, за дирижерами и режиссерами. Театр не должен обосабливаться, жить своей частной жизнью — он не имеет на это право, если называется Большим. Самое страшное для театра — это дилетанты и временщики, которые захватывают театры как место, где они реализуют личные амбиции.
«Дон Жуан мечется между «хочу» и «скучно»
Знаменитый певец рассказал о постановке в Нью-Йорке и поделился мнением о Большом театре
Наверх