— Московская молодежь в последнее время проявляет бурный интерес к истории. Увеличилась ли посещаемость музеев в этой связи?
— Есть, к сожалению, и другая статистика: на самом деле большая часть людей проводят свободное время дома — примерно 75% столичного населения. У москвича сейчас есть выбор, как провести время, и в музеи ходит примерно 25 человек из 100. Остальные тратят время на шопинг или чтобы просто побыть дома или на даче с семьей. Парки по сравнению с музеями более популярны: в них отдыхает почти столько же людей, сколько в торговых центрах. Так что, глядя на статистику, мы не можем констатировать какой-то глобальный прирост. Пока что есть лишь тенденция, скорее медийная, и говорить о том, что свершился глубокий прорыв и в музеи потекла грандиозная по сравнению с прошлым годом аудитория, рано. Да, внимание музеи, безусловно, получили большее — на телевидении, радио, в интернете, в каких-то текстах, смыслах, трендах, и большая заслуга в этом принадлежит «Ночи музеев». Но по факту – еще все впереди.
— Не связано ли это с тем, что люди, живущие за МКАД или далеко от центра, не стремятся в выходной вернуться туда, где трудятся пять дней в неделю? Может быть, им нужны свои локальные места отдыха?
— Вероятно. И это, кстати, одна из основных тем Урбанистического форума, который пройдет в Москве в декабре, — «Децентрализация культуры и развитие окраин». Прекрасно, что такая необходимая для развития музеев программа будет разрабатываться на городском уровне и культурные институции получат возможность для взаимодействия. Речь будет идти не только о форматах проведения разовых мероприятий — фестивале, например, где-нибудь на окраине, выставке, которую можно будет привезти из центра, или модном граффити-проекте. Все-таки это разовые допинги, которые, по сути, не меняют инфраструктуру окраин: они приходят как праздник, а потом уходят. Чтобы изменить ситуацию, в каждом районе должен быть свой культурный центр, мощный и интересный, а главное — особенный, потому что все районы Москвы разные, у каждого своя история, субкультура. Значит, там уже есть зерно, свой культурный костяк, от которого движение могло бы идти более широко. Локальной культуре нужно помочь, чтобы город мог действительно выйти из ситуации концентрации всего прекрасного в пределах Садового кольца. Должно произойти оживление окраин.
Не менее важный момент — втягивание в процесс жителей самого района, ведь если в каждом из них, включая Бирюлево, открыть Центр современной культуры «Гараж», это ничего не изменит, и нужно поработать с жителями, обнаружить их интерес. Может быть, им хотелось бы увидеть у себя во дворе не современное искусство, а какие-нибудь археологические раскопки или планетарий — да все что угодно. Главное — обратиться к реальному состоянию того или иного района и его жителей.
У жителей окраин действительно существует транспортная проблема, которая ограничивает их в желаниях. Но, если рядом будет место, куда можно ходить за интересными событиями, количество людей, у которых появится запрос на культурный продукт и культурное времяпрепровождение, заметно вырастет по сравнению со статистикой, которая есть сейчас.
— А как можно сформировать такой запрос? Вот, например, почему люди отдыхают на ВВЦ прямо на выставках орудий пыток, на аттракционах и в пивных кафе? Не будет ли такая программа окультуривания насильственной?
— Важен баланс отношений. Если мы говорим о том, чем отличается музей от торгового центра, хотя в последнем тоже могут проходить выставки, вопрос — в соотношении видов деятельности и смысле того или иного заведения (площадки, клуба, музея, пространства). И если говорить о том, что есть большое количество людей, которые хотят отдыхать, лежа на траве, загорая и слушая музыку, это ни в коем случае не плохо, и, значит, такие места должны быть. Есть люди, которые вообще не хотят ничего – ни Wi-Fi, ни велодорожек, они хотят заповедник, а просто возможность спокойного отдыха. Например, те, кто живет рядом с парком «Воробьевы горы», хочет, чтобы там оставались тропинки, лопухи, высокая трава, птичник, чтобы казалось, что все было, как 100 лет назад, — без современных палаток, площадок для массового загорания и т. п. Люди хотят просто природный парк на территории города. Важна цель — отталкиваемся ли мы от унифицированной городской программы или от того или иного места, что, конечно, сложнее.
С горожанами надо вступать в контакт, они находятся в состоянии недоверия и постоянного противопоставления. Нужно сломить это барьер
С горожанами надо вступать в контакт, а это усилие и большая работа. Да и горожане к этому еще не привыкли: они находятся в состоянии недоверия и постоянного противопоставления. Нужно сломить это барьер, и другого пути нет. Хочется, чтобы появлялось больше тех людей, которые интересуются искусством или культурными мероприятиями, по сравнению с теми, кто потребляет пиво. Соотношение интересующегося и спящего населений вообще говорит о состоянии страны, образованности, развитости и качестве жизни ее населения. К сожалению, европейца и русского зачастую сравнивают именно таким образом, что кажется, будто у нас все время хуже. Но если абстрагироваться от поверхностных сравнений, то точки отсчета можно поискать и в своей собственной истории. Россия всегда была великой империей со своими учеными, музыкантами и богатейшей культурой, и нам бы по отношению к этому себя сейчас осмыслить. Вот что важно — найти эту преемственность.
— Музеи все больше становятся похожими на арт-кластеры. Устои, связанные с посещением музеев, где хранится высокое и прекрасное, всегда воспринимались как что-то сакральное. Вас не беспокоит такое вот «обмирщение», где, глядя на произведение искусства, уже практически можно жевать фермерские бургеры?
— Арт-кластеры тут не при чем. Кластеры в этом смысле исходят абсолютно от людей, как и многие современные музейные пространства. Давайте взглянем на музеи Европы. При всей сакральности они комфортны, доступны, дружелюбны, понятны, современны, у них есть инфраструктура — кафе, места отдыха. Их можно посетить с грудным ребенком, в них можно купить сувенир, получить знания на нескольких языках и оплатить услуги экскурсовода — это реальность и практика современных музейных институций.
Разговаривать можно, детям плакать можно, трогать можно, бегать можно: музей — это сакральное место, но одновременно и место для людей
Россия здесь довольно консервативна, и сейчас идет серьезное движение, связанное с разработкой новых музейных концепций. Надеемся, скоро Пушкинский станет музейным городком: его территорию планируют расширить в 3–4 раза. Политехнический перестраивается, Музей декоративно-прикладного искусства меняется в лучшую сторону. Везде мы сталкиваемся с дилеммой, от чего отталкиваться — от людей или идеи? Или от того и другого? Нужно искать точку соприкосновения самой прекрасной и глобальной идеи с реальностью и потребителем. Посетителю важно прийти в музей и эти сакральные предметы потрогать, куда-то залезть, поговорить. Разговаривать можно, детям плакать можно, трогать можно, бегать можно: музей — это сакральное место, но одновременно это и место для людей. Вот это и есть то движение, которое ощутимо в нынешней музейной среде, которая думает над обращенностью к человеку и разрабатывает новые форматы для общения с ним. Это то, что сейчас витает в воздухе.
— А как быть с иностранцами, как сделать музеи более доступными и комфортными, понятными туристам?
— Сейчас идет разработка городской англоязычной навигации и других языковых поддержек. Но есть еще то, что мне кажется настоящей дискриминацией, — билеты в музеи для иностранцев. Делить ценник на «для граждан РФ» и «для иностранных граждан» как минимум странно. Россия — не самая туристическая страна: здесь нет моря, египетских пирамид, римских амфитеатров и того, что на Западе может однозначно восприниматься как повод для поездки, но тем не менее туристов к нам приезжает все больше. Кстати, в рамках Музея Москвы есть свое экскурсионное бюро, и мы на его примере можем сказать, что увеличиваются международные запросы. Есть партнерские, обменные экскурсии от каких-то крупных компаний — их становится все больше, что связано с тем, что число культурных событий в Москве и Петербурге увеличивается. Например, Московская биеннале современного искусства, которая будет в сентябре, экономический форум «Открытые экономические инновации», Олимпиада и пр. включают нас в открытые событийные города мира, и, конечно, это нужно учитывать.
Мне нужно историческую энергетику как-то перевести в язык этикеток, навигации, публикаций, историй, которые будут рассказаны
— Вам не кажется, что на музейных площадках сейчас представлен в основном авангардом, а классическое искусство никто не продвигает?
— Классическое искусство во много раз больше интересно населению и потребляемо в гораздо большей степени, чем современное. Если говорить о молодом поколении посетителей, то, возможно, вы правы, и определенный вектор на будущее задан именно так. Когда эта аудитория, страждущая авангарда и новизны, вырастет, то лет через 10–15 современное искусство станет классикой — так было всегда. А что касается вечных тем, то это первооснова, линия, уходящая в историю преемственности культуры, которая время от времени пополняется. В Музее Москвы около 1 млн единиц хранения — уникальные фонды, и это экспонаты, уже отобранные историей. Мы их продвигаем, но в то же время, живя в современном мире, на этой же самой площадке мы планируем события, связанные с актуальными тематиками.
Даже если кто-то из молодых людей, которым и в голову не придет идти в музей смотреть классику, через какой-нибудь воскресный диджей-сет или вечерний кинопоказ во дворе музея заглянет в выставочные залы, уже неплохо. Главное — чтобы они сюда попали, чтобы их зацепило это пространство, а дальше — экспонаты. Хорошо, что задаются музейные тренды. Через какой механизм — в итоге не важно, важно — что это происходит.
— Мне любопытно, что у вас за бэкграунд? Вот, например Лошак — филолог, директор Музея Булгакова Петр Мансилья-Круз — журналист, в общем постмодернизм. У вас музейное образование?
— У меня философское образование, заведующий моей кафедрой — Абдусалам Абдулкеримович Гуссейнов, он же директор Института философии РАН. Моей специализацией был экзистенциализм, яркое течение в ХХ веке, одно из самых прогрессивных, сильно повлиявшее на всю философскую мысль. В основе экзистенциальной платформы — бытие каждого отдельно взятого человека, каждой индивидуальности и личности. Может показаться, что мои исследования в области музейного дела вольно или невольно проецируются на философию. Посетитель — самый главный человек для музея. В то же время по отношению к классическим музеям у меня всю жизнь был глубокий пиетет, стремление к музейной деятельности как хранению информации, артефактов, передаче их следующему поколению. Этой линии я стараюсь придерживаться — наверное, это свойство моей личности. Видимо, я просто такой человек — вещи чувствующий не в меньшей степени, чем людей. Например, эти Провиантские склады — это подлинное, историческое здание, которое сохранилось. Я это очень тонко ощущаю, и для меня каждая деталь этих помещений энергетически заряжена, и вот историческую энергетику мне нужно как-то перевести в язык этикеток, навигации, публикаций, историй, которые будут рассказаны.
Музейное объединение «Музей Москвы»
Музей был создан в 1896 году по инициативе Городской думы как Музей московского городского хозяйства, а в 1920 году переименован в Московский коммунальный музей. С 1940 по 1986 год назывался Музеем истории и реконструкции Москвы, а с 1986 года — Музеем истории города Москвы. В 2008 году музей получил статус музейного объединения и свое современное название.
В настоящее время собрание музея насчитывает более 1 млн единиц хранения, в числе которых — археологические коллекции и изобразительные материалы, архивы городских и государственных организаций, коллекции карт, путеводителей и справочников по Москве, редких рукописных книг, плакатов и афиш. Также есть фонд вещественных источников и изданий по истории города — свыше 60 тыс. книг, 50 тыс. экземпляров газет и журналов.
Филиалы музейного объединения «Музей Москвы» — Музей археологии Москвы, музей «Английское подворье», Музей русской гармоники А. Мирека, музей истории «Лефортово», музей русской усадебной культуры «Усадьба князей Голицыных “Влахернское – Кузьминки”».
Провиантские склады
Провиантские склады являются одним из немногих крупных общественных сооружений 1-й половины XIX века, сохранившихся почти целиком, считаются прекрасным образцом архитектуры стиля ампир. Предназначение построек было утилитарным: там хранили военную провизию. Архитектурный ансамбль включает три однотипных складских корпуса, которые создают парадный фронт застройки площади и улицы Остоженка, а также из здания кордергардии во дворе. Автор проекта — русский архитектор Василий Петрович Стасов, построивший в Петербурге Московские триумфальные ворота, Павловские казармы на Марсовом поле и другие памятники архитектуры. В 2006 году переданы Музею Москвы, который до этого находился в церкви Иоанна Богослова под Вязом на Новой площади.