В Москве прошел фестиваль Владимира Мартынова Opus Prenatum, в рамках которого «Практика», «Политеатр» и «Новая опера» в течение пяти дней демонстрировали произведения композитора Владимира Мартынова в самых разнообразных формах — балета, перформанса, киносеанса с тапером, спектакля и просто концерта. Мартынов убежден: настоящее искусство всегда существует на стыке жанров и способов выражения, и Opus Prenatum дает возможность зрителю и поклоннику творчества композитора рассмотреть в нем философа, мыслителя и художника. Идеолог и организатор фестиваля Эдуард Бояков поставил перформанс «Распорядок», которым завершился фестиваль, исполнил его ансамбль ударных инструментов под управлением Марка Пекарского, сам Мартынов также принял участие в перформансе. Автор, режиссер и исполнитель «Распорядка» рассказали «МН» о современном театре, бутербродах Кейджа и о том, что поважнее Путина.
— Ваше творчество существует на границе искусства, хотя вы композитор. С чем связано ваше стремление к обобщенному, синтетическому искусству, использованию перформансов вместо традиционных концертных жанров?
— Я уже много лет занимаюсь этим, постоянно сотрудничаю с представителями контемпорари. С Приговым у нас уже около десяти перформансов, с Рубинштейном, Франциско Инфантэ и другими художниками и поэтами. Совмещать музыку с искусством нужно принципиально: мы живем в такое время, когда в отдельно взятых областях уже невозможно достичь результатов. Настоящие результаты достигаются на стыках, поэтому для меня процесс смешения совершенно естествен.
— Нет угрозы для истинной композиторской природы потеряться в мультимедийности?
— Ни в коем случае. Если она и затеряется, то это будет очень хорошо, потому что конец времени композиторов уже наступил. И не надо держаться за это свое композиторство, нужно помнить, что конец времени композиторов совсем не означает конца времени музыки. Скорее наоборот, это открытие новых музыкальных начал, которые блокируются диктатом автора и диктатом текста. Мне кажется, это очень оптимистическая перспектива, которая возникает во время синтеза искусств. В XIX веке новый синтез пытался осуществить Вагнер, и результат вышел грандиозный. И сегодня вопрос тоже в новом синтезе. Сейчас вообще великое столетие синтеза — столетие «Весны священной» Стравинского, «Лунного Пьеро» Шенберга и «Победы над солнцем» Малевича и Крученых. От нас, вероятно, тоже требуется ответ на запрос нового синтеза.
Синтез всех доступных нам видов деятельности — вот что сейчас необходимо, а язык — дело десятое
— Это мутация или уже новый язык?
— Вопрос языка — это вопрос ХХ века, когда композитору было важно создать новый язык. Сегодня это ровным счетом ничего не значит, а важна ситуация, которую сейчас нужно найти. Синтез всех доступных нам видов деятельности — вот что сейчас необходимо, а язык — дело десятое.
Владимир Мартынов — композитор, мыслитель, писатель, историк, знаток древней и современной музыки. Окончил Московскую консерваторию по классу композиции в 1970 году и по фортепиано в 1971 году. В 1975-1976 годах Владимир Мартынов участвует в концертах ансамбля старинной музыки (блок-флейта), исполняющего произведения XIII-XIV веков Италии, Франции, Испании. В 1978 году Владимир Мартынов посвящает себя религиозному служению. Преподает в духовной академии Троице-Сергиевой Лавры, занимается расшифровкой и реставрацией памятников древнерусского богослужебного пения, изучением древних певческих рукописей в ряде монастырей. Создает музыку для богослужения по древним канонам.
Владимир Мартынов — автор музыки более чем к 50 телевизионным и кинофильмам, среди которых «Михайло Ломоносов», «Особо опасные», «Холодное лето 53-го», «Николай Вавилов», «Смиренное кладбище», «Поворот», «Русский бунт», «Остров», а также к ряду мультфильмов.
Пишет также музыку к театральным постановкам Юрия Любимова, Анатолия Васильева и сотрудничает с театром «Практика». С 2002 года в московском культурном центре «Дом» ежегодно проходят фестивали сочинений Мартынова.
С 2003 активно занялся мультимедийными проектами и инсталляциями. Осуществил ряд проектов с Д. Приговым, Л. Рубинштейном, а также рок-группой «АукцЫон», Л. Федоровым.
— Вас многие знают не как композитора-экспериментатора, а как композитора-ремесленника, автора музыки к фильмам, мультикам и пр. Как вам удавалось совмещать заказуху и авангардное творчество?
— Понимаете, если взять 1970-е годы, то все передовые композиторы — Шнитке, Денисов и другие — работали в системе. Мы не могли получать деньги за то, что писали по-настоящему. Нас кормили кино и телевидение. У художников складывалась аналогичная ситуация. Кабаков и Булатов жили на то, что иллюстрировали детские книжки. Для работы в кино у нас даже был такой термин «халтура» — не потому что плохо, а потому что за деньги. Когда Шнитке написал свою первую прорывную симфонию, он за нее ничего не получил. Я ни за одну из своих лучших работ не получил ни копейки от государства.
Помню, когда началась перестройка, мне позвонили из Министерства культуры и спросили, нет ли у меня в закромах того, что я могу предложить. Я подумал: неужели я что-то делаю не то, что уже Министерство культуры ко мне обращается?.. Поэтому всегда было это разграничение между работой для себя и для кино. Многие из нас заказуху использовали как лабораторию: опробовали какие-то моменты в кино, а потом переносили в свои серьезные партитуры. Шнитке в «Похождениях зубного врача» Элема Климова частично опробовал свою фундаментальную Первую симфонию.
— Вы сотрудничаете с мировыми авангардистами, электроакустиками?
— Лично нет. Я в этом смысле веду затворнический образ жизни. Думаю, что на будущий год я сделаю подобные проекты. Я делаю нечто похожее с Леней Федоровым и группой «АукцЫон», но, кажется, пришло время пойти дальше.
— Как вы сотрудничаете с «Домом»? Это, кажется, единственный дом авангардной и экспериментальной музыки в Москве, где проходят ваши персональные вечера.
— Я не то чтобы сотрудничаю, я стоял у его истоков. Николай Дмитриев – замечательный и даже великий человек (Николай Дмитриев — один из идеологов концертного зала и клуба «Дом», музыкальный критик, журналист, редактор, ведущий теле- и радиопередач, лектор, деятель новомузыкального движения. — «МН»), такой Дягилев в экспериментальной музыке. Мы очень много сотрудничали. С «Домом» связано очень много, хотя сейчас он переживает не лучшие времена: незаменимые люди есть, и та пружина, которой был Дмитриев, держала на себе всю концепцию этого проекта. После его смерти «Дом» живет наработками, и я продолжаю с ним сотрудничать, потому что он для меня действительно дом родной и лаборатория.
Ситуация в стране меня абсолютно не интересует
— Какие у вас отношения с ансамблем Opus Posth?
— Мы живем в такое время, когда каждый композитор должен иметь свой ансамбль. И мне так повезло, что у меня всегда под рукой Opus Posth, поскольку руководит им моя супруга. А само название — это продолжение моей музыкальной концепции, вообще все члены ансамбля — люди мне почти родные. В свое время таким родным мне коллективом был ансамбль Пекарского, потом в какой-то степени стал Кронос-квартет. Я не верю в профессиональные музыкальные отношения, и в этом интимном смысле какие-то близкие и фундаментальные вещи происходили у меня с ансамблем Opus Posth. Это мои домашние тапочки. То, что делает этот ансамбль, не может сделать для меня никто.
— Не возникало ли у вас желания как-то отразить в творчестве нашу социально-политическую ситуацию, как у многих современных художников?
— Ситуация в стране меня абсолютно не интересует. Она не имеет отношения к каким-то глубинным вещам. Например, казалось бы, самые застойные годы, Брежнев, 1970-е — это просто ужас, а вместе с тем это расцвет Кабакова, Булатова, Сорокина и прочих. И сейчас застой, ужасы политические расписывают, Путиным пугают. Кому ужасы, а кому и мать родная, дело не в этом. Как-то, наверное, реагировать и нужно, но более целенаправленно. Взять это протестное движение — оно очень поверхностное, это только Москва и Петербург, но есть же и остальная Россия, которая как бы спит. Я верю в этот потенциал, в то, что там зреет что-то совсем другое. Какая разница, кто сейчас у руля? Дело-то совершенно не в этом. Как сказал Рейган, высаживаясь на Гренаду? В мире есть вещи поважнее, чем мир. Вот и я говорю: в мире есть вещи поважнее, чем Путин.