Встреча у фонтана

«Додумался мужик — поселить любимую женщину к брошенной жене. Конечно, вышла бытовуха» — две юные дамы цокали каблуками из Пермского оперного, разговором доказывая, что поэма Александра Сергеевича Пушкина не зря целиком напечатана в премьерном буклете: в наше время есть зрители, которым этот сюжет незнаком. Впрочем, именно в первые дни показа таких среди публики было явное меньшинство: на премьеры ходят знатоки и фанаты, а «Бахчисарайский фонтан» Ростислава Захарова многое значит для Перми.

Большая балетная судьба этого города началась во время войны, когда в Молотов (город был переименован) эвакуировали Кировский театр и Вагановское училище. И в сезоне 1941/42 в Перми танцевали поставленный семью годами ранее «Бахфонтан» — как сокращают название спектакля артисты. Когда театр и школа смогли вернуться домой, на Урале осталась замечательная учительница Екатерина Гейденрейх. Ей, немке, вернуться не позволили, и с нее началась пермская школа, ныне третья по значению в стране. И потому ясно, почему именно «Бахфонтан» выбрал главный балетмейстер театра Алексей Мирошниченко, когда решил, что в репертуаре театра надо поддерживать баланс между милыми его сердцу бессюжетными одноактовками современных авторов и «большими балетами», которые так любит зритель.

Для постановки он пригласил мариинского педагога Галину Рахманову, что много лет исполняла роль Заремы в захаровском спектакле. И балет оказался удивительно живым, бодрым и притом трогательным. Потускнели «сопутствующие истории» — о том, как Захаров десятилетиями вытаптывал отечественную хореографию (чтоб ничегошеньки непохожего на него не выросло). Остался артефакт — балет, поставленный хореографом до того, как он превратился в ну, скажем так, очень нехорошего человека. Пермский балет, первым в стране (еще до Мариинки) начавший танцевать Баланчина, теперь проговорил «Бахфонтан» как декларацию: это — прошлое. Уже не опасно. Но — любопытно. Давайте рядом напишем в программке о двух Сталинских премиях Захарова и о «Золотой маске» дирижера Валерия Платонова. И — давайте посмотрим.

Оценим прежде всего точность психологических портретов двух главных героинь, что прорисованы и в игре, и в танце. Нежная полячка Мария, плененная воспылавшим к ней страстью крымским ханом, и яростная грузинка Зарема, бывшая любимой женой властителя до появления в гареме ненавистной соперницы, различны во всем — в мимике, в жестах, в каждом па. Марию (роль которой когда-то принадлежала Улановой) играет закончившая школу лишь два года назад Инна Билаш — и ее героиня ступает тихо, ногу выше чем на 45 градусов не поднимает, и в момент, когда Зарема «кричит» на нее, все пытается погладить ревнивицу по голове — мол, успокойся, мне напрочь не нужен твой дикарь. Зарема же (в легенде — Плисецкая, сейчас на сцене — Альбина Рангулова) обвиняет и умоляет, взлетает в яростных прыжках, закидывая ногу к затылку, и вся никнет, будто из нее вытащили скелет, от устало-раздраженного взгляда хана. Эта женская дуэль, в которой та, что вовсе не желает сражаться, выигрывает ненужного ей хана и обе проигрывают жизнь, придумана умно и ярко и с азартом воспроизведена сегодняшними балеринами.

Но не только эта схватка хороша в пермском балете. Отличные поляки в первом акте (где Мария еще беспечно флиртует с ухажером в своем поместье) — и собственно жених, которого быстренько прирезали при набеге крымчаки (что естественно — танцевал Никита Четвериков хорошо, а фехтовал из рук вон плохо), и двое юных шляхтичей (Сергей Клочков и Александр Таранов). Замечателен в целом гарем — разнообразие лиц и эмоций в момент, когда жены понимают, что прежняя правительница свергнута с пьедестала: от злорадства до сочувствия, от испуга до безразличия. Девочка-колокольчик, которую можно встретить в любом женском коллективе — тут она, натурально, танцует с колокольчиками (Анна Терентьева заслуживает отдельного аплодисмента). Внушительный и мрачный хан Гирей (Марат Фадеев), взлетающий на пару метров от сцены в диком танце его подчиненный Нурали (Роман Тарханов).  Ну и, конечно, оркестр, воспроизводящий вполне служебную музыку Бориса Асафьева с таким пылом, будто это Бетховен и Шостакович вместе взятые.

Спектакль, когда-то бывший установленным образцом для бедных сочинителей танцев (шаг вправо, шаг влево — хм, не рекомендуется), превратился в то, чем всегда был — в нормальную мелодраму с двумя хорошими женскими ролями. Да-да, именно про то, что мужик чего-то не продумал. А потом долго стоял у фонтана, вспоминал двух мертвых женщин и плакал.