В лесах и в городах

Голландский фестиваль позиционирует себя как мультидисциплинарный — в сущности, к этому сегодня приходят все большие смотры и включают в программы театральных фестивалей все больше музыкальных и артпроектов, а в выставочные биеннале — кино и театр.

В Амстердаме тоже на этот раз было немало мультимедийных представлений, «светомузыкальных» концертов, инсталляций, фильмов и выставок, включая подготовленную нью-йоркским центром графики экспозицию «Янис Ксенакис — композитор, архитектор, визионер». И несколько событий в память умершего в прошлом году немецкого режиссера-скандалиста Кристофа Шлингезифа. По части музыкального театра самыми завлекательными казались французская «Волшебная флейта» в камерной постановке Питера Брука из театра «Буфф дю Нор» и голландский «Дионис» на музыку Вольфганга Рима. Но, пожалуй, главными в недраматической программе фестиваля были танцевальные спектакли трех знаменитых в Европе и хорошо известных в Москве хореографов: немки Саши Вальц, англичанина Дэвида Доусона и бельгийца Сиди Ларби Шеркауи (последний только что получил премию Benois de la danse, Доусон пять лет назад — «Золотую маску» за балет Reverence в Мариинке).

«Охоты и формы (редакция 2008)» — именно так называется спектакль Саши Вальц на музыку Вольфганга Рима, составившего из своего одноименного сочинения 90-х годов специальную балетную композицию. Кроме четырнадцати танцовщиков из труппы Sasha Waltz & Guests, на сцене располагается франкфуртский оркестр Ensemble Modern, их равноправное соединение — отражение равноправного сотворчества крупнейших европейских авторов — Вальц и Рима. Поначалу музыка и танец в спектакле вступают медленно и несколько механистично, люди похожи на работающие автоматы. Постепенно звучание и движение разворачиваются, артисты все дальше заходят в танце на территорию оркестра, и нервные «городские» движения становятся все больше похожи на игру не то детей во дворе, не то животных на лужайке: хороводы, догонялки, ловля друг друга. Действие становится все ближе к первой части заголовка: полуанималистические игры и веселые погони переходят в драматическую охоту. Становится окончательно ясно, зачем Вальц посадила музыкантов на сцену: один за другим вместе со своими инструментами они выходят на площадку к танцорам и заводят с ними танцевально-музыкальные дуэты. И вот уже артисты, а вслед за ними и музыканты, не выпуская инструментов из рук, устилают пол своими телами, и над этим «полем брани» продолжает звучать «музыка охоты». Это, конечно, пик спектакля.

Трагическая хореография Саши Вальц находится на территории современного танца, она говорит о мире и о жизни языком конфликтной и искаженной пластики. А вот двойная постановка под говорящим названием «Шеркауи /Доусон», мировую премьеру которой Голландский национальный балет показал на фестивале, — это уже настоящий балет, и как бы он ни был захватывающе драматичен, речь тут идет о гармонии и красоте. И красивы обе эти постановки — невероятно.

Первое действие называется «Лабиринт» (хореограф Сиди Ларби Шеркауи). В самом начале спектакля с потолка падают длинные резиновые ремни. Ухватившись за них, а потом привязав к свисающим концам утяжеляющие камни, танцовщики выстраивают своему танцу идеальную архитектурную среду: линии-ремни то оказываются шатром, то воронкой, то лесом, то сворачиваются в жгут, как раскидистое дерево, то встают горами или падают дождем. Женщины в черных платьях с летящими длинными юбками вьются в этих лесах и лабиринтах, вступая в схватку с мрачными мужчинами в таких же длинных юбках и с голыми торсами, и обмякают у дикарей в руках. Музыка польского композитора Шимона Бжоски (ее вживую играет Голландский симфонический оркестр) стремительна и напряженна, но композиции из тел и линий, которые выстраивает Шеркауи, так красивы, что зрители захвачены эффектностью разворачивающихся картин даже больше, чем драматизмом столкновений и погонь.

Балет Дэвида Доусона Timelapse (то есть «промежуток времени»), имеет второе название — «Мнемозина». Обращаясь к греческой богине памяти, Доусон начинает спектакль с вступления, где, как бы напоминая об античности, действуют люди в белых масках и белый человек, похожий на ожившую статую. Но сам этот балет — в противоположность «Лабиринту» – говорит не о некоем условном прошлом, а превращает в танец сегодняшнее сознание цивилизованного человека. Музыка английского диджея Сканнера (Робин Римбауд), знаменитого своей работой с электроникой, включает обрывки записей автоответчика, разговоры, смех и тревожное гудение города во все туже закручивающемся ритме. На задник проецируется видео, оно то похоже на бесконечно расширяющееся пространство, то уходит в глубину туннелем. К танцовщикам на сцене присоединяются пары на видео, танцующие в убыстренном или замедленном темпе, и в какой-то момент кажется, что перед нами огромный зал, полный танцующих. Ездят ширмы, перегораживая сцену по-новому, по заднику бегут буквы, складываясь в слова, взлетают фейерверки, разливаются ослепительные абстрактные картины. Среди танцоров мечется человек с черными крыльями — то ли Икар, то ли падший ангел, и ищет кого-то человек, похожий на античную статую. Доусон хаотично разбрасывает танцовщиков по сцене и вновь собирает в ассиметричные, неравновесные картины, точно откликающиеся на настроение сегодняшнего дня. В последние минуты спектакля на заднике появляются гигантские цифры, и постепенно понимаешь, что они отщелкивают реальное время, и лишь только закончится спектакль — время остановится.