С одной стороны, избавленная от этого, я вздыхаю с облегчением, с другой — даже как-то скучаю летом по историям, не уступающим хрестоматийному «ту тикетс ту даблин». Отличить русского за границей можно не только по пресловутому сочетанию носков с сандалиями и борсеткам, но и по горделиво-упоенному игнору всяческих попыток общаться на иностранном языке.
Конечно, прежде всего, это касается тех россиян, кому за. Это подтверждают и опросы. Больше всего свободно говорящих на иностранных языках — среди молодежи в возрасте до 24 лет. В одном из опросов я даже встретила такое высказывание неведомого респондента: «Считаю, что в наше время не владеть языком — не уважать себя. Язык позволяет найти более интересную работу и помогает в путешествиях». Кто этот сознательный человек, я не знаю, но он явно не из тех, кого часто встречаешь в большом количестве, путешествуя по европам. Уважение — слово вообще не из их лексикона.
Помню, как в аэропорту Шарля де Голля русская тетенька затаривалась в duty free. «Так, женщина, покажите мне вот те духи», — бодро командовала она, указывая на искомое издалека. И очень сердилась: «Да не эти, вот эти! Непонятно, что ли?» «Женщина» в это время суетилась, как могла и сыпала формулами вежливости на всех известных ей языках, кроме русского, как на грех. Ей было страшно неудобно, что она не может должным образом обслужить клиента. Зато сам клиент, будучи не в состоянии произнести пару элементарных фраз или просто указательных местоимений хотя бы на английском, явно не испытывал ничего похожего на стыд.
Похожая сцена разыгралась у меня перед глазами и в поездке по Италии, которую я как-то уже описывала в колонке о специфике работы экскурсовода с русскими туристами. Директор или завуч какой-то московской школы, крупногабаритная и щедрая на хамство Людмила Ивановна отчитывала на чистейшем русском языке итальянца-официанта за то, что тот не мог объяснить ей, как пользоваться кофе-машиной и где взять чай. Людмила Ивановна путешествовала в компании подобострастных подруг-учительниц, которые везде наперебой ее хвалили, но и тут не выдержали, попытались объяснить, что не понимает человек по-русски, не надо его ругать.
Да, далеко не все иностранцы знают больше одного языка, это понятно. И не в самом знании тут дело. Дело в желании объясниться, в стремлении к коммуникации. Можно не знать ни слова на языке страны, в которую приехал, но можно попытаться это слово произнести, хоть одно; можно попытаться объясниться так, как умеешь, проявив чуточку уважения к другой культуре.
Когда у нас пару недель перед новым годом гостила компания пятерых французов, лишь один из которых хорошо знает английский, я каждый день поражалась их желанию общаться. Они заучивали фразы на русском, сами напрашивались купить что-то в магазине, а встретившись с моей мамой, преподавателем английского, из кожи вон лезли, пытаясь поддержать с ней разговор. Она мало что поняла, но было приятно.
Знаете, возьмем даже Эстонию, жители которой, согласно расхожему мнению, специально не поддерживают разговор на русском языке, даже если его знают, и, стиснув зубы от злобы, цедят эстонские слова. Года два назад я была на лингвистической конференции в Тарту. Гуляя по городу, мы с коллегами решили поставить эксперимент: говорить только по-русски, как будто ни по-английски, ни, тем более, по-эстонски не знаем ни слова. Мы были наслышаны от знакомых о том, что уж в Тарту-то точно столкнемся с теми, кто не захочет поддержать с нами разговор. Обойдя все окрестные магазины и киоски с прессой, мы ни одного такого человека не нашли. Более того, в одном магазине продавщица очень извинялась за то, что забыла, как называются на русском какие-то котлеты. Эстонская история, конечно, имеет отношение к совсем другим проблемам, но все-таки и этот эпизод раскрывает то, чего так не хватает многим из нас.
Мы живем в однонаправленном мире, наше коммуникативное пространство остается каким-то кособоким и неполноценным. Мы почему-то не хотим нормальной коммуникации, думаем, что нам, великим, везде все должны, и не понимаем, что это признак элементарного хамства.
Я все время вспоминаю один эпизод десятилетней давности. Тогда я отмечала Новый год на пароме между Швецией и Финляндией. Мой спутник, посетив мужскую сауну, вышел оттуда с перевёрнутым от недоумения лицом и рассказал следующее: «Представляешь, сидим в парилке, рядом компания быковатых русских, а в углу какой-то худенький иностранец. Русские плещут и плещут воду на камни, а иностранец все время так вежливо повторяет: “Enough, enough”. Я им говорю, мол, ребята, может, вы не понимаете, он говорит, что хватит уже. А они мне: “Понимать-то мы понимаем, да кто ж его слушать будет! Эй ты, шат ап!”» Иностранец после этого бочком вышел, а довольные собой знатоки английского продолжили гоготать. Некоторые данные, полученные эмипирическим путем, подсказывают мне, что за эти десять лет мало что изменилось.