— Это ваш первый визит в Россию, удалось составить свое мнение о российском бизнес-образовании?
— Да, я впервые в России, но знаком с российскими бизнес-школами. В частности, в последние три года я наблюдал за работой московской школы управления «Сколково». Я много слышал о ней от выпускников, будет интересно смотреть за тем, как она развивается. «Сколково» совершенно не похоже, например, на Чикагскую школу бизнеса.
— А в чем различия?
— Их очень много. В первую очередь в Чикагской бизнес-школе нет годичных программ обучения, все наши программы рассчитаны на два года. Программы для руководителей высшего звена длятся 21 месяц. Но в промежутке между семестрами, на летних каникулах студенты стажируются в различных компаниях. Второе важное отличие в том, что у нас очень гибкий ученый план, который дает студентам выбор из обширного количества курсов. Кроме того, у «Сколково» проектный подход в обучении. Мы также стремимся, чтобы наши студенты получали не только основы знаний, но и практику, где они могут проявить себя как полноценные сотрудники компании, но это происходит на летней стажировке. Я считаю, что дополнительный год, проведенный в школе, очень важен, для большинства людей это последний в их жизни учебный опыт. В этот момент главное — заложить фундамент знаний, понять, где они хотят работать на стажировке и во время второго года обучения, наладить отношения с однокурсниками и школой. Лично мне наша модель обучения нравится больше, что, наверное, неудивительно. Но только со временем мы поймем, какая из моделей действительно лучше.
— Что вы думаете о возможном объединении «Сколково» с Российской экономической школой? Недавно этот вопрос обсуждался на заседании координационного совета «Сколково».
— Конечно, я знаю Российскую экономическую школу, считаю ее очень респектабельным учебным заведением, но трудно говорить, не зная всех подробностей дела. Существуют как бизнес-школы, совершенно независимые от образовательных органов и университетов, так и те, что, напротив, входят в их состав. Хороший пример независимой бизнес-школы — французская INSEAD. В то же время есть наша бизнес-школа, которая находится под управлением Чикагского университета. Как мне кажется, в этом есть значительные преимущества. Например, если студент хочет более углубленно изучать экономику и право, он может брать дополнительные курсы в университете. Кроме того, мы можем предоставить возможность ему получить комбинированную степень: он получит и правовую ученую степень, и MBA в сжатые сроки.
— Вы приехали в Россию для того, чтобы встретиться с выпускниками и будущими студентами, значит ли это, что Чикагская бизнес-школа делает ставку на россиян?
— Я бы не назвал это «делать ставку». Мы очень внимательно отбираем тех, кто будет участвовать в наших программах, чтобы быть уверенными в людях, которых обучаем. Мы принимаем людей, которые в будущем станут лидерами бизнеса. Чтобы делать это эффективно, мы сами должны создать знания. Вот почему так важны исследования как часть нашей миссии. И Россия очень важна для достижения этих двух целей. Здесь динамичная экономика, которая продолжает развиваться. Тут можно найти фантастически талантливых людей. Наши российские выпускники доказали, что они могут быть лидерами и в различных отраслях бизнеса, и в правительстве. Привлекая и обучая лучших российских студентов, а затем отправляя обратно, школа полностью выполняет свою миссию — обучать нынешних и будущих лидеров российской экономики.
— Сколько студентов сейчас обучается в Чикагской школе бизнеса?
— У нас много программ: полный курс MBA сейчас проходят почти 600 студентов, около 400 обучается на вечернем отделении и около сотни по программе выходного дня. Есть три программы, ориентированные на руководителей высшего звена (Executive MBA), по 90 человек по каждой — в Чикаго, Лондоне и Сингапуре.
— А как используются кампусы в Сингапуре и Лондоне?
— Лондонский и сингапурский кампусы предназначены для программы Executive MBA. Студенты начинают и заканчивают программу в Чикаго, но процесс обучения проходит в этих кампусах. Большинство русских студентов проходят ее в лондонском кампусе, это удобнее. Эти кампусы нужны, потому что мы уверены: в Азии и Европе есть много высококвалифицированных управленцев, но они вряд ли приедут в Чикаго, поскольку это слишком трудно, когда у тебя работа в Москве и нужно летать каждые несколько недель в Штаты. Кроме того, это очень помогает расширять исследования школы.
— Что дает студентам работа в компаниях в качестве полноценных специалистов? Влияет ли успешность стажировки на учебные результаты?
— Стажировка длится примерно десять недель, но это не часть программы обучения. Студенты сами выбирают, где хотят работать, многие получают зарплату. За время стажировки у студента есть возможность получить широкое представление о компании, так же как и у компании об этом человеке. Для части наших студентов эта компания становится постоянным местом работы после того, как они заканчивают программу. Кроме того, студенты, которые хотят поменять профессию, к примеру, уйти из консалтинга в банковскую сферу, выбирают практику в банке. У них есть шанс понять, действительно ли это им нужно. И если они выберут все же банк, то во второй год обучения получат необходимые знания.
— 5 мая состоялась конференция рекрутеров Чикагской школы бизнеса, там, в частности, обсуждалась демография набора 2013 года. К каким выводам пришли на конференции, кто будет поступать?
— Я участвовал в конференции и анализировал демографическую ситуацию. Обычно 65% студентов, которые учатся на полной программе MBA, граждане США, соответственно оставшиеся 35% — иностранцы. В Лондоне и Сингапуре учатся по большей части иностранные студенты. Кроме того, в Чикаго мужчины составляют 2/3 студентов. Но самое интересное — где студенты начинают работать после выпуска. За последние 20 лет этот показатель сильно изменился. Из студентов-иностранцев, которые до поступления в бизнес-школу работали в Штатах, пятая часть получает работу за пределами США, и они не всегда возвращаются. Даже американцы уезжают из страны. С 1997 года около 280 студентов-россиян учились в нашей школе, и большинство вернулось в Россию. Это очень позитивный факт с нашей точки зрения. Раз мы обучаем бизнес-лидеров, они должны возвращаться в страну, из которой приехали, и заниматься управлением там.
— Поддерживаете ли вы отношения с выпускниками?
— Конечно, моя поездка в Россию — это часть нашей работы с выпускниками. Например, Алексей Ананьев (совладелец Промсвязьбанка. — «МН») и Владимир Ленский (бывший гендиректор ИД «Коммерсант». — «МН») входят в состав наблюдательного совета школы. За последние пять лет в нашей школе обучалось 28 россиян. Шесть из них не искали работу после выпуска и вернулись в свои компании, а оставшиеся 22 получили ее в различных компаниях и странах — от Великобритании до Казахстана. И местный клуб выпускников очень активно работает: проводит разные мероприятия, следит за успехами бывших студентов. Связи с выпускниками подстегивают интерес к нашей бизнес-школе и вдохновляют новых студентов учиться у нас.
— Есть ли какая-то разница между американскими и иностранными студентами?
— Мне задают этот вопрос, наверное, в каждой стране, где я бываю. И ответ — нет. И это очень хорошо, это значит, что наш отбор студентов работает. Даже среди американских студентов есть люди с различным бэкграундом. Есть военнослужащие, кто-то работал в банковской сфере, в консалтинге, у кого-то свой бизнес. Все они хорошо справляются с программой, и я надеюсь, что когда они выпускаются, они так же хорошо работают.
— А как российские студенты справляются с программой?
— Замечу, что российская образовательная система великолепна. Поэтому у студентов, приехавших из России, очень сильные аналитические способности и технические знания. Кроме того, они привычны к сложной учебной программе. Единственная часть обучения, в которой у всех иностранных студентов возникают небольшие сложности, — это приживаемость в чужой стране. В этом году, например, у нас учатся студенты из 15 стран. Чтобы влиться в новую среду, завести друзей, нужно время. Но в этом и одно из преимуществ программы: ты выходишь из своей зоны комфорта и тебе нужно общаться с людьми очень разного бэкграунда, образования, стремлений и целей. Мы считаем это большим плюсом для будущих управленцев мировой экономики. Кроме того, дружеские отношения, которые возникают во время обучения, иногда остаются на всю жизнь.
— Кто из ваших студентов получает стипендии и американские банковские кредиты?
— Все студенты полной программы MBA, которые, естественно, не могут работать, получают заем. Школа выступает поручителем этих кредитов, поскольку американские банки обычно не дают кредиты тем, у кого нет местного поручителя. Некоторые студенты получают грант на обучение. Что касается учащихся, которые проходят программу Executive MBA, то, как правило, им не нужны кредиты, примерно в половине случаев их спонсирует компания, а другая половина — топ-менеджеры, которые отработали 15–20 лет, и у них есть средства на оплату обучения.
— Какую часть затрат на обучение покрывают кредиты?
— Ими полностью оплачивается обучение, расходы на проживание, поэтому даже студент, у которого нет больших денег, может закончить программу.
— Правильно ли я понимаю, что никто из студентов не может работать во время обучения?
— Могут, но это очень сложно. Особенно для иностранцев, которых ограничивает законодательство. Будучи студентом очной программы, можно, например, работать помощником преподавателя в университете.
— Некоторые студенты получают предложения о работе уже во время обучения. Многие ли россияне их получают и от каких компаний?
— Обычно у них не возникает с этим никаких проблем, 93% наших студентов прошлого выпуска сразу получили работу. Но мы не считаем необходимым получение студентом предложения о работе во время учебы. Как я уже говорил, многие приезжают, чтобы изменить свою карьеру или сменить направление работы в своей компании.
— Несколько лет назад из-за кризиса крупные компании стали сворачивать финансирование обучения, но в 2011 году, как показало исследование компании Malakut, в России бюджеты на развитие персонала вернулись на докризисный уровень. Произошло ли то же самое в США?
— К сожалению, нет. Есть аспекты, в которых мы достигли докризисного уровня, например трудоустройство студентов. Сейчас с этим гораздо лучше, чем в 2008 и 2009 годах. Но нельзя сказать, что большинство компаний вернули в бюджет строку об учебном спонсорстве. Хотя, по-моему, кризисы — лучшее время для инвестиций в компанию. Мы тоже можем быть примером: во время кризиса школа не перестала нанимать профессоров. Это было время долгосрочных инвестиций, особенно в человеческий капитал.
— Во время кризиса в России выросло количество желающих самостоятельно получить MBA, использовать это время для инвестиций в себя. Отметили ли вы такую же тенденцию среди студентов из других стран?
— Абсолютно! 2009 год стал самым успешным по количеству поданных заявлений, и 592 человека поступили на программу полного MBA. Студенты действительно поняли, что это лучший момент инвестировать в себя.
— Много было среди них тех, кто хотел бы кардинально изменить свою карьеру?
— Раньше две трети потока составляли инвест-банкиры, в кризисные годы появилось большее разнообразие. Возможно, это началось даже чуть раньше, чем наступил кризис.
— Сейчас многие говорят о второй волне экономического кризиса. Ожидаете ли вы, что набор-2013 будет больше обычного?
— Это трудно предсказывать. Когда экономика стабильна, многие также стремятся не упустить момент и вернуться к учебе. Но мы не так далеко ушли от кризиса, поэтому когда экономики восстанавливаются, некоторые люди не решаются рисковать и идти получать MBA. Здесь нет какой-то однозначной тенденции.
— Судя по данным Graduate Management Admission Council (GMAC), интерес к западным программам MBA вырос в России за последние пять лет более чем на половину — россияне теперь на третьем месте в Европе по числу обучающихся. Во многих развитых странах спрос, напротив, снижается или не растет. Почему так происходит?
— Нетрудно объяснить, почему в азиатских странах и в России так растет интерес к MBA. Это страны, в которых сейчас потребность в управленцах крайне высока из-за высокого роста экономики. В странах Европы, напротив, экономики замедляются, кроме того, в Европе нет таких профессиональных стандартов, как в США. Скажем, если ты хочешь работать в банковской сфере или консалтинге, тебе необходимо получить степень, потому что это важнейшее преимущество в построении карьеры. В Германии, например, этого совершенно не требуется.
— Исследование GMAC Application Trends Surve показывает падение популярности программ формата полного MBA. Как вы объясните эту тенденцию?
— В последние несколько лет выросло количество альтернативных программ. Те, кто раньше не мог участвовать в полной программе, получили альтернативу. В некоторых странах считают, что нет никакой возможности выпасть из жизни на целых два года. Например, один из наших китайских выпускников опасался, что после учебы он вернется в совершенно другую компанию, потому что она очень быстро развивается. Но наши программы достаточно гибкие, можно закончить их и за один год, правда, так поступают немногие.
— В рэнкинге Financial Times за 2009 год Чикагская школа бизнеса входила в десятку лучших, однако в последние три года не попадает в него. Почему?
— А в других рэнкингах вроде BusinessWeek и USNews школа не только в тoп-10, но и входит в пятерку. Так что мы по-прежнему на своем месте.
Сунил Кумар — декан и профессор менеджмента бизнес-школы Chicago Booth с января 2011 года, до этого преподавал в бизнес-школе Стэнфордского университета. Он родился в Индии,
получил степень магистра инженерного дела в политехническом институте в Бангалоре и степень бакалавра инженерного дела университета Суратхкал, а также степень доктора наук в
области электронной инженерии в университете Иллинойса.